Двухтомник документов «СССР и Литва в годы Второй мировой войны»
http://senas.istorija.lt/html/sssr2006_vvodnaja.html
СССР и Литва в годы Второй мировой войны. Т. 1
ВВОДНАЯ СТАТЬЯ Предлагаемый вниманию читателей первый том двухтомника документов «СССР и Литва в годы Второй мировой войны» посвящен двусторонним отношениям СССР и Литвы в период от захвата Клайпедской области Германией до аннексии государств Балтии Советским Союзом. Второй том данного издания будет посвящен Литовской проблеме в международных отношениях с августа 1940 г. до сентября 1945 г.
После захвата Третьим рейхом Чехословакии, изъятия у Литвы под угрозой применения силы Клайпедской области (см. док. №№ 1, 4), усиления гитлеровского нажима на Польшу западным державам стало ясно, что любые соглашения для фюрера не более, чем клочки бумаги. Претензия Германии на господство в Европе угрожала интересам Великобритании и Франции. 31 марта 1939 г. британское правительство предоставило гарантии Польше; 13 апреля Париж, со своей стороны, обещал ей помощь на случай прямой или косвенной угрозы ее жизненным интересам (см. док. № 3). 13 же апреля Великобритания и Франция предоставили гарантии Румынии и Греции. Цель этих акций, по словам британского премьера Невилла Чемберлена, была не защита отдельных государств от Германии, а предотвращение господства рейха на континенте.
Воздвигнуть действенный барьер против гитлеровской экспансии было невозможно без участия СССР. 14 апреля 1939 г. Лондон предложил Москве декларировать, что «в случае агрессии против какого-либо европейского соседа Советского Союза, который оказал бы сопротивление, можно будет рассчитывать на помощь советского правительства, если она окажется желательной»1.
Советская позиция была сформулирована наркомом иностранных дел Максимом Литвиновым и согласована им с Иосифом Сталиным и Вячеславом Молотовым (см. док. № 2). В предложениях СССР, переданных в Лондон и Париж 17 апреля, предусматривалось заключение договора между Советским Союзом, Великобританией и Францией. В нем фиксировались бы не только обязательства оказания друг другу всяческой помощи, включая и военную, в случае агрессии против любого из договаривающихся государств, но и предоставление ее «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств»2.
По предложению Литвинова из проекта соглашения было опущено перечисление гарантируемых восточноевропейских государств, поскольку не имевшая границы с СССР Литва не попадала в их число. Отсутствие же упоминания ее в тексте соглашения, по мнению наркома, неизбежно было бы воспринято, как прямое предложение Германии захватить Литву. Он считал, что рано или поздно советское предложение получит огласку и не следует давать повод считать, что от СССР исходит инициатива пожертвовать Литвой. Пусть Англия и Франция в переговорах выясняют у Москвы, какие государства имелись в виду, и тогда им будет разъяснено, что желательно было бы включить и Литву. Литвинов полагал, что Англия и Франция не будут настаивать на исключении Литвы, тем более что в ее защите непосредственно заинтересована и Польша.
Советское предложение, хотя и было признано в Париже и Лондоне как вполне серьезное, шло, по признанию британского министра иностранных дел Эдуарда Галифакса, «далее того, на что готово было пойти британское правительство»3 и французский кабинет. Трехсторонние переговоры затягивались, усиливая и без того колоссальное недоверие Сталина к англичанам и французам. Литвинов, активный сторонник заключения соглашения с Англией и Францией даже на их условиях, был смещен со своего поста. Наркомом иностранных дел стал Вячеслав Молотов, который занял более жесткую позицию на трехсторонних переговорах (см. док. № 12).
В условиях дальнейшего нарастания германского экспансионизма западные державы пошли на значительные уступки СССР. В конце мая они признали принцип взаимности в оказании договаривающимися сторонами помощи друг другу в случае агрессии против одного из них. Однако вопрос о перечне стран, которым три державы предоставляли свои гарантии, долгое время урегулировать не удавалось. Советское правительство упорно настаивало на включение в их число Финляндии, Эстонии и Латвии (см. док. № 12). Англичане и французы возражали, тем более что и сами правительства этих стран высказывались против гарантий с участием СССР (см. док. №№ 9, 11, 13). Лишь к середине июля участники трехсторонних переговоров смогли договориться о включении этих стран в число тех, кому предоставлялись бы гарантии (см. док. № 15).
Характерно, что в отличие от правительств Латвии и Эстонии правящие круги Литвы первоначально не только не были против предоставления ей гарантий тремя державами, но и считали опасным для себя исключение своей страны из числа тех, кому они предоставлялись. Вновь назначенный в Москву посланник Литвы Ладас Наткевичюс 15 мая в своей первой беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР Владимиром Потемкиным осведомился, предусматриваются ли гарантии Литве. Советский дипломат ответил, что англичане с самого начала переговоров соглашались обсуждать вопрос об их предоставлении лишь сопредельным с СССР государствам. Посланник в ответ на это заметил: «При таких условиях для Литвы создается весьма опасное положение, ибо кроме недавно ей навязанного Германией договора о ненападении она не имеет никакого обеспечения против германской агрессии» (см. док. № 8).
21 мая бывший посланник Литвы в СССР Юргис Балтрушайтис в разговоре с временным поверенным в делах СССР в Литве Николаем Поздняковым относительно предоставления гарантий прибалтийским государствам заметил, что не надо спрашивать мнение о них, а просто объявить4. Каунас неизменно проявлял живейший интерес к ходу трехсторонних переговоров (см. док. № 16). И все же литовское правительство предпочитало бельгийский или швейцарский вариант гарантий: в соответствии с ним их страна соблюдала бы строгий нейтралитет, а Германия, Англия, Франция и СССР, каждая со своей стороны, гарантировали бы ее безопасность (см. док. № 3).
Отношение Литвы к предоставлению ей гарантий со стороны СССР изменилось после того, как Москва жестко поставила вопрос о своих действиях в случае не только прямой, но и «косвенной агрессии». При этом понятие «косвенной агрессии» трактовалось очень широко. По официально предложенной советской формуле оно распространялось на действия, на которые гарантируемая страна соглашалась под угрозой применения силы или без такой угрозы и которые влекли за собой использование территорий и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон. Оно, «следовательно, влекло за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета» (см. док. № 15). Во французских, да и в британских, правящих кругах это определение воспринималось как требование, имеющее целью предоставить СССР свободу действий в Балтийском регионе, притом не только во время реальной германской угрозы, но и в любой желательный для Сталина момент5.
Сходным образом трактовали понятие «косвенная агрессия» и руководители Латвии, Эстонии и отчасти Литвы, о чем писал Молотову Поздняков (см. док. №№ 16, 22). И все же, отношение литовских правящих кругов к вопросу о гарантиях было не столь резко негативным, как в других странах Балтии (см. док. №№ 18, 19). Примечательна, например, фраза, высказанная 1 августа Наткевичюсом в разговоре с Поздняковым: «Упомянутые страны (т.е. Финляндия, Эстония и Латвия – Ред.), на его взгляд, поступают неправильно; они должны были бы, наоборот, зацепиться за это (гарантии -Ред.) и добиться «общей нейтрализации» всего пояса Прибалтийских стран»6.
8 августа вопрос о гарантиях странам Балтии поднял в беседе с Поздняковым и британский посланник в Литве Том Гильдебрант Престон. Выразив надежду, что переговоры закончатся успешно, так как все в основном согласовано, за исключением конкретного определения понятия косвенной агрессии, он следующим образом прокомментировал и «боязливое отношение» прибалтов к гарантиям СССР: «В силу своего геополитического положения Финляндия и Эстония всегда будут оказывать противодействие Советскому Союзу. Литва же, опять-таки в силу того же геополитического положения, наоборот, больше настроена против Германии, чем против СССР. Латвия же занимает среднее между ними положение. Все это непосредственно проявляется и в их отношении в вопросе о гарантиях. Финляндия и Эстония настроены резко отрицательно, Латвия – умеренно, Литва – положительно. Однако политическая ситуация не позволяет литовцам вытащить это чувство наружу»7. Престон при этом ссылался на недавнюю его беседу с министром обороны Литвы Казисом Мустейкисом.
Переговоры СССР, Великобритании и Франции продемонстрировали роковую недооценку их руководителями угрозы со стороны нацистской Германии. Взаимное недоверие, подозрительность, стремление обеспечить себе политический выигрыш не позволили создать прочный заслон для расширения нацистской агрессии. Сталин, не получив от западных держав согласия на усиление влияния СССР в Балтийском регионе и Восточной Европе в целом, предпочел договориться с Гитлером. При этом он рассчитывал, что неизбежное в скором времени военное столкновение двух блоков капиталистических стран обескровит их и тем самым усилит позиции СССР.
Заманчивые предложения в адрес советского руководства стали поступать от Германии в конце июля – начале августа 1939 г. В это время подготовка нападения Третьего рейха на Польшу вступила в завершающую фазу, и было важно изолировать его будущего противника. К тому же позиции великих держав на трехсторонних переговорах существенно сблизились и приняли угрожающий для Германии оборот. Немецкие политики стали убеждать и временного поверенного в делах СССР в Германии Георгия Астахова и Вячеслава Молотова в Москве, что «по всем проблемам, имеющим отношение к территории от Черного до Балтийского моря», их страна и СССР могли бы без труда договориться (см. док. № 17).
9 августа свою лепту в склонение Москвы к сговору с Германией внес и посланник Литвы в Германии Казис Шкирпа. В беседе с Астаховым он пространно говорил «о нецелесообразности для СССР соглашения с Англией и Францией. Основной его довод – от союза с Англией Россия никогда не получала пользы. В случае войны СССР будет нести на себе главную тяжесть жертв, в то время как Англия и Франция закопаются в землю и будут ограничиваться перестрелкой и пусканием ракет... Между тем, в случае, если СССР останется в стороне, у него есть все шансы быть вообще не втянутым в войну, т.к. немцы не пойдут дальше прежней русской границы, а кроме того, отвлекутся на борьбу с Англией за заморские рынки и колонии, что им сулит гораздо больше выгод, чем борьба за Украину со значительно меньшими шансами на успех»8. Представляется весьма вероятным, что данное заявление было сделано Шкирпой не по инструкции из Каунаса. Его аргументация была весьма схожа с той, которую приводил германский дипломат Карл Шнурре в беседах с Георгием Астаховым.
10 августа Берлин поставил перед Москвой вопрос о позиции СССР в случае германо-польской войны. На следующий день сталинское руководство решило «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин»9. 12-го числа Астахов сообщил своим германским партнерам по переговорам: Молотов согласен обсудить поставленные немецкой стороной темы, включая польскую и другие политические проблемы10. Это означало, что Советский Союз не встанет на пути германской агрессии против Польши.
По инициативе СССР был подготовлен секретный дополнительный протокол, который в ночь с 23 на 24 августа был подписан Вячеславом Молотовым и Иоахимом Риббентропом одновременно с советско-германским договором о ненападении (см. док. №№ 20, 21). В нем было оформлено разграничение сфер обоюдных интересов в Восточной Европе.
В первом его пункте указывалось: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва) северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами»11. Литва, таким образом, попадала в германскую сферу влияния. В сферу интересов Советского Союза включались также восточная часть Польши – вплоть до Вислы, Нарева и Сана – и Бессарабия. В соответствии с договором о ненападении СССР фактически обязался не оказывать помощь не только жертве германского нападения, но и третьим странам при выполнении ими союзнического долга.
Таким образом, Адольф Гитлер достиг цели частичной изоляции Польши. В долгосрочном плане нацистское руководство, подталкивая СССР к захвату Финляндии, Латвии, Эстонии, значительной части Польши, Бессарабии, рассчитывало создать на Западе столь остро негативное отношение к нему, которое бы обеспечило изоляцию и СССР при нападении на него Третьего рейха.
Сталин полагал, что ему удалось укрепить безопасность своей страны за счет открывшихся возможностей приобретения огромных территорий. В действительности же в ситуации острого международного кризиса лета 1939 г. для подлинной безопасности гораздо важнее было объединить всех потенциальных противников блока агрессоров. Непонимание масштабов и характера угрозы со стороны нацистской Германии, отказ от признания принципиального отличия между двумя группировками капиталистических стран – демократических и фашистских – привели к неадекватности всей предвоенной стратегии сталинского руководства и национальным интересам СССР, и международной безопасности в целом. Политика нацистской Германии представлялась Сталину даже более гибкой и энергичной, чем действия западных демократий. В результате с конца июля 1939 г. до поражения Франции в июне 1940 г. гитлеровское руководство стало восприниматься Кремлем как наиболее удобный и надежный партнер на международной арене. Возможности же достижения договоренности с Великобританией и Францией не были использованы.
Утверждения советской пропаганды и официальной историографии, да и многих российских историков в период празднования 60-летия Победы, что договор Молотова – Риббентропа дал Советскому Союзу передышку, оттянул начало войны, предотвратил вероятность борьбы на два фронта, устранил внешнеполитическую изоляцию СССР, в свете все новых и новых архивных документов являются полностью несостоятельными. Следует также подчеркнуть, что Секретный дополнительный протокол противоречил всем нормам международного права. Два государства не только разделили на сферы влияния не принадлежавшие им территории, но и поставили под вопрос само независимое существование Польши и Прибалтийских республик. Ставка делалась на силу при решении судеб малых государств.
Советско-германский договор явился полной неожиданностью не только для Западной и Восточной Европы, в том числе Прибалтийских стран, но даже для советских дипломатов. 24 августа полпред СССР в Великобритании Иван Майский записал в своем служебном дневнике: «Наша политика явно делает какой-то крутой поворот, смысл и последствия которого мне пока еще не вполне ясны. Надо подождать дальнейших сведений из Москвы. В городе смятение и негодование. Особенно неистовствуют лейбористы. Они обвиняют нас в измене принципам, в отказе от прошлого, в протягивании руки фашизму. Возникли трудности в Англо-русском парламентском комитете»12.
В Литве известие о подписании договора вызвало пессимистические настроения (см. док. №№ 23, 24, 27–29), эстонские же и латвийские дипломатические представители высказывали более позитивные оценки этого документа, но оговаривались – «если только действительно нет секретного соглашения о разделе Прибалтики»13.
Решая в ходе переговоров то с англо-французской коалицией, то с Германией судьбы стран Балтии, советское руководство не утруждало себя в канун и в первые дни войны проведением деятельной внешней политики в самой Литве и других государствах этого региона, предпочитая лишь отслеживать ситуацию в них. Руководство НКИД СССР скептически относилось к идеям и предложениям некоторых своих дипломатических представителей в Каунасе и Клайпеде по активизации советской политики в этой стране и отрыву литовцев от их немецкой ориентации (см. док. №№ 14, 18).
В многочисленных донесениях из Литвы советских дипломатов, в их справках констатировалось, что в межвоенные годы отношения между двумя странами развивались весьма позитивно. Литва неизменно поддерживала мирные инициативы СССР. Она одна из первых заключила в 1926 г. с СССР пакт о ненападении и нейтралитете, присоединилась к протоколу Литвинова 1929 г., подписала конвенцию об определении агрессии в 1933 г., поддержала советские предложения о Восточном пакте и балтийской декларации. Дружественные отношения Литвы с СССР базировались на необходимости иметь опору в ее непростых отношениях с Польшей и Германией14.
В период же предвоенного международного кризиса в Москву стали поступать сообщения советских дипломатов, что наблюдается определенное «сползание» Литвы с дружественных позиций к СССР ввиду боязни литовцев вызвать раздражение у Германии и Польши, стремления пойти во всем навстречу этим странам (см. док. №№ 18, 19, 22, 27, 28). Указывалось, что в литовской печати стали появляться антисоветские статьи; проводилась кампания против русского языка; цензура задерживала советские издания, в том числе газету «Известия», ранее свободно продававшиеся; в то же время фашистская литература, поступавшая из Германии, распространялась повсеместно15. Сообщалось, что особый интерес проявляли к Литве Германия и Польша, в меньшей мере – Англия, хотя ее доля в торговом обороте этой страны была наибольшей и постоянно возрастала. Естественно, близкие отношения связывали Литву с Латвией и Эстонией. В 1934 г. три государства сформировали Балтийскую Антанту, через которую согласовывали свои внешнеполитические акции. Однако Литва не заключала военного соглашения с Латвией и Эстонией и не принимала участия в работе военных структур Балтийской Антанты. Никакого негативного отношения в этот период к деятельности этого объединения у СССР не было16. Более того, ее деятельность воспринималась как некий противовес усилению влияния Германии в этом регионе.
1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу. В тот же день президент Литвы Антанас Сметона и премьер-министр Ионас Чернюс подписали Акт о введении в действие закона о нейтралитете (см. док. № 25). 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии.
Начавшаяся Вторая мировая война усилила тревогу литовцев за судьбу страны. Будет ли их республика втянута в вооруженный конфликт? Не используют ли воюющие страны ее территорию в качестве плацдарма для военных действий? Как отразится нарушение торговых отношений с Англией, Францией и частично с Германией на экономической ситуации в ней? (см. док. № 27).
Огромный интерес и озабоченность вызывала судьба Вильнюса и Вильнюского края в случае поражения Польши. Берлин подбивал литовцев силой занять город и край. 9 сентября Риббентроп с согласия Гитлера предложил германскому посланнику в Литве Эриху Цехлину привлечь внимание правительства Литвы к вопросу о Вильнюсе17. Несколько дней спустя Цехлин ответил, что в беседе с ним командующий литовской армией генерал Стасис Раштикис сообщил: Литва всегда была заинтересована в возвращении Вильнюса и Вильнюсского края, но, объявив свой нейтралитет, она в настоящее время не может открыто выдвинуть это предложение, опасаясь негативной реакции как западных держав, так и Советского Союза18. В то же время Казис Шкирпа 14 сентября в беседе с полпредом СССР в Германии Александром Шкварцевым заявил, что Литве необходимо присоединить к себе Вильнюсскую область и таким образом установить общую границу с СССР (см. док. № 30). Не ясно, проводился ли этот зондаж по инициативе МИДа Литвы, или по просьбе ведомства Риббентропа.
Николай Поздняков и военный атташе в Литве Иван Коротких информировали Москву о наличии авантюристических элементов, тяготеющих к сильной Германии, которые были бы не прочь воспользоваться ситуацией для возвращения своей древней столицы. Сообщалось в то же время, что официальные круги страны не поддаются этому соблазну. Они понимают, что Берлин, передав им в подарок Вильнюс, потребует за него беспрекословное подчинение. В то же время Каунас не прочь был получить согласие Москвы на передачу этого города и края Литве19.
17 сентября Красная Армия перешла советско-польскую границу и вступила на территорию, входившую в это время в состав Польши. Тем самым были нарушены многочисленные договора и соглашения, совершен акт агрессии. Утверждение, что Польское государство перестало существовать, не соответствовало действительности. Сталинское руководство сознательно пошло на расширение взаимодействия и сотрудничества с Германией, стало соучастником гитлеровской агрессии против Польши. Одновременно СССР получил существенное приращение своей территории – 190 тыс. кв. км с населением более 12 млн человек20.
В ноте, врученной 17 сентября представителям 24 государств, в том числе Литвы, Латвии и Эстонии, подчеркивалось, что в отношении с ними СССР будет проводить политику нейтралитета21.
Литовская сторона, в свою очередь, проинформировала советского полпреда о проведении ею частичной мобилизации «в целях охраны границы от возможного нарушения ее польскими войсками и беженцами» (см. док. № 60). Тем не менее,
в ночь на 20 сентября литовско-польскую границу перешли около 5000 польских военнослужащих. Днем того же дня командующий литовскими вооруженными силами Раштикис обратился к штабу Красной Армии с просьбой не преследовать польские части, отступающие от Гродно в сторону литовской границы, и обещал своими силами разоружить их, даже если поляки войдут в Литву с боем22.
20 сентября в связи с приближением частей Красной Армии к литовской границе после занятия Вильнюса Раштикис отдал приказ встречать советские войска в дружественном духе и помогать им в установлении новой литовской границы23.
На следующий день в ряде мест советские части вышли на литовскую границу. В тех случаях, когда по ошибке какие-то подразделения пересекали ее, после разъяснения им, где проходит рубеж, они тотчас же отходили. «Ваши части ведут себя исключительно корректно и дружелюбно», – сообщил Позднякову директор Политического департамента МИДа Литвы Эдвардас Тураускас (см. док. № 60). Он же информировал советского полпреда об одновременном демарше немцев в Берлине и Каунасе по поводу якобы распространения литовским МИДом слухов, будто бы германское правительство толкает Литву на занятие Вильнюсского (см. док. №№ 33, 60). Тураускас при этом указал, что для них было бы очень важно знать взгляды советского правительства на будущее устройство польской территории, и как при этом будет решаться вильнюсский вопрос.
НКИД СССР после вступления советских войск на территорию Польши сразу же занялся проблемой Вильнюса. 19 сентября заведующий его правовым отделом Л.М. Куроптев представил Потемкину подробную докладную записку о вильнюсской проблеме и советско-литовской границе 1920 г. (см. док. № 34). На следующий день заместителю наркома передал аналогичный документ, составленный на основе изучения архива Георгия Чичерина, Николай Колчановский24. Соответствующие справки были подобраны и отделом Прибалтийских стран. По всей видимости, такой интерес к бывшей советско-литовской границе и вильнюсской проблеме был связан с намерением сталинского руководства добиться включения Литвы в сферу интересов СССР в обмен на передачу Германии этнографических районов Польши.
Еще больший интерес к вильнюсской проблеме проявляло, естественно, литовское руководство. Утром 19 сентября Совет министров Литвы, заслушав сообщение министров иностранных дел Юозаса Урбшиса и охраны края Казиса Мустейкиса, поручил своему посланнику в Москве сделать соответствующее заявление (см. док. № 35).
Выполняя эту директиву, Наткевичюс днем 19 сентября встретился с Молотовым, который порекомендовал литовцам набраться терпения и уделил большое внимание возможности экономического сближения между СССР и Литвой (см. док. № 36). Результаты беседы были восприняты и Наткевичюсом, и руководством литовского МИДа как обнадеживающие25. Одновременно посланник в Лондоне Бронюс Казис Балутис прозондировал почву в беседе с Иваном Майским (см. док. № 37), посланник в Париже Пятрас Климас – в разговоре с Яковом Сурицем (см. док. № 38). В тот же день Климас посетил и шефа аппарата МИД Франции Робера Кулондра и поинтересовался отношением его страны к действиям СССР в Польше, а также к возможности передачи Вильнюсского края Литве (см. док. № 40). Зондажи позиции стран Запада, а также Польши по вильнюсскому вопросу продолжались вплоть до подписания советско-литовского договора от 10 октября (см. док. №№ 45, 49, 69).
20 сентября в МИД Германии был составлен проект «охранного договора» с Литвой, фактически превращавший эту страну в протекторат Третьего рейха (см. док. № 39). 23-го числа должны были состояться переговоры Урбшиса с Риббентропом26. Однако они были отложены Берлином, а затем вообще не состоялись. 25 сентября Гитлер подписал директиву № 4, в соответствии с которой в Восточной Пруссии следовало держать «наготове силы, достаточные для того чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления»27.
В тот же день – 25 сентября – Сталин заявил германскому послу Фридриху фон Шуленбургу о своем намерении незамедлительно решить проблему Прибалтийских стран в соответствии с секретным протоколом к пакту от 23 августа. Он указал, что ожидает в этом деле поддержку со стороны германского правительства, и выразил готовность передать Германии населенные поляками Люблинское воеводство и правобережную часть Варшавского в обмен на Литву (см. док. № 41).
Этот вопрос обсуждался в ходе переговоров Сталина и Молотова с Риббентропом в Москве 27–28 сентября (см. док. № 42). Гитлеровский министр иностранных дел приветствовал постепенное решение прибалтийской проблемы и попросил проинформировать его, как и когда советское правительство намеревается урегулировать весь комплекс связанных с этим вопросов. Касаясь предложения Сталина об обмене Литвы на территорию восточнее Вислы до Буга, Риббентроп заявил, что компенсация Германии не адекватна, и, следовательно, Восточная Пруссия должна быть увеличена.
Советский лидер, отвергнув основные германские требования, согласился на уступку Третьему рейху выступа между Восточной Пруссией и Литвой с городом Сувалки по линии севернее Августова, что впоследствии вызвало болезненную реакцию у литовской стороны (см. док. № 48). На вопрос Риббентропа, предполагает ли Советское правительство осуществить медленное проникновение в Эстонию и, возможно, в Латвию, Сталин ответил положительно, добавив, что тем не менее там временно будут оставлены существующая правительственная система, министерства и т.д. Что касается Латвии, он подчеркнул, что Советское правительство предполагает сделать ей аналогичные предложения. Если же Латвия будет противодействовать предложению пакта о взаимопомощи на таких же условиях, как и в Эстонии, то «Советская Армия в самый краткий срок «расправится» с Латвией. Сталин заявил также, что СССР включит в свой состав Литву в том случае, если будет достигнуто соответствующее соглашение с Германией об «обмене» территорией».
Переговоры продолжились 28 сентября с сообщения, что
«фюрер» согласился с предложением о передаче Германии районов этнической Польши в обмен на Литву. Сталин разъяснил, что в Эстонии будет размещен 25-тысячный контингент советских войск, но ее политическая и экономическая система пока сохранится. «До поры до времени Эстония будет сама решать свои внешнеполитические дела», – сказал он (выделено нами – Ред.).
28 сентября был подписан «Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией» (см. док. № 43). В нем устанавливалась граница между обоюдными государственными интересами обеих сторон на территории бывшего польского государства по линии, нанесенной на приложенную к договору карту. Государственное же переустройство польских территорий, осуществлявшееся к западу от установленной линии Германией, к востоку – Советским Союзом, рассматривалось «как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами». Таким образом, договор узаконил результаты агрессии – гитлеровской и сталинской против страны, первой осмелившейся противостоять нацистскому диктату и мужественно боровшейся за свою независимость. Посол Литвы в Берлине Шкирпа писал своему министру, что русско-германское соглашение от 28 сентября фактически закрепило раздел Польши, который вряд ли кто-либо сможет изменить. Ведь для этого нужна была сила, которая не только бы победила Германию, но и заставила Советскую Россию уйти из Польши. «К сожалению, в Европе нет такой силы, которая могла бы это сделать», – констатировал дипломат (см. док. № 46). Даже не зная о существовании секретного протокола, посол подчеркивал, что русско-германский договор предрешает положение государств Балтии, в том числе и Литвы.
Подписанный же 28 сентября секретный дополнительный протокол во изменение договоренностей от 23 августа включил территорию Литвы в сферу интересов СССР, а Люблинское и часть Варшавского воеводств – в сферу германских интересов (см. док. № 44). В результате судьба Литовской государственности была предрешена.
Во исполнение своего намерения приступить к решению прибалтийской проблемы сталинское руководство в последнюю декаду сентября стало оказывать усиленный нажим на Эстонию28 , затем на Латвию29 и, наконец, на Литву. Оно в ультимативной форме, угрожая применением вооруженных сил и захватом всей территории трех республик, добивалось от трех правительств заключения двусторонних пактов о взаимопомощи. В соответствии с ними СССР получал право иметь на территории этих стран военные базы и размещать там свои воинские гарнизоны, размер которых был практически таким же, как численность национальных вооруженных сил этих республик.
На следующий же день после подписания Советско-германского договора о дружбе и границе между СССР и Германией и дополнительного секретного протокола к нему Молотов пригласил Наткевичюса в Кремль и заявил ему о необходимости начать прямые переговоры о внешнеполитической ориентации Литвы (см. док. № 47). Уже в этой беседе нарком сообщил литовскому посланнику, что «Литва почти на 100 процентов зависит от Советского Союза, и что Германия не будет возражать против того, о чем Советский Союз договорится с Литвой». В то же время он подчеркнул, что Москва не собирается советизировать Литву, и намекнул на возможность благоприятного решения вильнюсской проблемы.
1 октября Правительство Литвы решило направить в Москву министра иностранных дел Юозаса Урбшиса. В начавшихся 3 октября переговорах Молотов сообщил литовской делегации, что по договоренности с Германией Литва, как Латвия и Эстония, вошла в зону влияния СССР. Он указал, что ее нейтралитета теперь не достаточно – она должна подписать с СССР пакт о взаимопомощи, договор о передаче Вильнюса и Вильнюсского края Литве, а также договор о передаче определенных областей Южной Литвы немцам. Литовская же сторона пыталась убедить Сталина и Молотова в том, что их нейтралитет и армия, которая будет значительно увеличена, явятся достаточной преградой, чтобы не пропустить к советским границам войска любого агрессора. На просьбу Урбшиса во имя дружбы между двумя странами отказаться от введения советских гарнизонов на территорию Литвы, Сталин ответил решительным отказом (см. док. № 48).
4 октября делегация, получившая советские проекты документов, вернулась в Каунас. Литовское правительство приняло решение пойти с СССР на тесное военное сотрудничество, отказавшись в то же время от размещения на своей территории его войск. Однако в ходе нового раунда переговоров, проходивших с 7 по 10 октября (см. док. №№ 50–52, 57, 58),
Сталин пригрозил, в случае отказа подписать предложенный договор, передать Вильнюсский край Белоруссии. В качестве еще одного действенного аргумента на границе с Литвой была развернута 3-я армия. Встала дилемма: подписать договор и получить Вильнюс, либо отказаться и вступить в вооруженный конфликт с неизмеримо более мощным военным противником. Убедившись в отказе Германии противодействовать Москве, лишенное поддержки Англии и Франции, литовское руководство вынуждено было принять советское ультимативное предложение.
«Договор о передаче Литовской Республике города Вильнюса и Вильнюсской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой» был подписан Вячеславом Молотовым и Юозасом Урбшисом в Кремле 10 октября (см. док. № 53). В нем фиксировалась передача Советским Союзом Литве г. Вильнюса и Вильнюсской области, обязательства оказывать друг другу всяческую помощь, в том числе военную, в случае нападения или угрозы нападения на Литву или через территорию Литвы на Советский Союз со стороны любой европейской державы. Советскому Союзу предоставлялось право держать в установленных по взаимному согласию пунктах Литовской Республики строго ограниченное количество наземных и воздушных сил. Договор заключался на 15 лет и провозглашал принцип невмешательства во внутренние дела Литвы. В Конфиденциальном протоколе к нему фиксировалось право СССР держать в определенных пунктах Литовской Республики до 20 тысяч человек наземных и воздушных вооруженных сил (см. док. № 54). 15 октября было подписано советско-литовское торговое соглашение, охватывавшее период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г. (см. док. № 63); 27 октября – Дополнительный протокол к договору от 10 октября, определивший линию государственной границы между СССР и Литвой (см. док. № 74).
При этом около 10 волостей с преимущественно литовским населением оказались в СССР, что не могло не вызвать горечи у руководства и общественности Литвы. Это обстоятельство отмечалось членами литовского Сейма 14 октября при обсуждении договора. О нем говорил и посланник Бронюс Казис Балутис Ивану Майскому (см. док. № 61, 90). В то же время вопрос о передаче Германии Сувалкского треугольника временно «был брошен под стол», о чем сказал Шуленбург Наткевичюсу (см. док. № 91). Германский посол, однако, пояснил, что если бы в Литве проводилась советизация, немцы, несомненно, забрали бы эту территорию.
Заключение договоров о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой стало возможным лишь в результате раздела сфер влияния между СССР и фашистской Германией. Они были первым шагом на пути установления над странами Балтии полного контроля Советского Союза и последующей аннексии их территории.
«Мы думаем, – сказал Сталин генеральному секретарю Коминтерна Георгию Димитрову 25 октября, – что в пактах взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва) нашли ту форму, которая позволяет нам поставить в орбиту Советского Союза ряд стран. Но для этого надо выдержать – строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизирования. Придет время, когда они сами это сделают» (см. док. № 70).
Некоторое время советские власти действительно придерживались этой установки. Тому было несколько причин. Прежде всего, у Англии и Франции в период «странной войны» руки еще были недостаточно связаны, и опасность их вмешательства в дела Балтийского региона не исключалась. Да и перспективы войны в Европе были еще не совсем ясны. Кроме того, сталинское руководство намеревалось вынудить Финляндию подписать аналогичный договор и уступить СССР часть своей территории. В этих условиях важно было преждевременно не напугать финляндские правящие круги, не допустить создания единого блока из четырех стран Балтии, направленного против СССР. В период «зимней войны» руки оказались связанными теперь уже у СССР. Коренное изменение ситуации в Европе в мае-июне 1940 г. побудило советское руководство перейти ко второму этапу – аннексии территории трех балтийских государств и последующей их советизации.
Договора о взаимопомощи явились морально-политическим фактором, способствовавшим активизации в балтийском регионе левых сил и, прежде всего, компартий (см. док. №№ 56, 62). Обычным явлением стали митинги и забастовки. Радикальные настроения некоторой, сравнительно небольшой, части общества вызывали сочувствие и поддержку со стороны советских дипломатов в Каунасе, Риге и Таллинне. Однако Москва, стремившаяся всеми способами избежать нежелательного впечатления от договоров, в обстановке, когда основная часть войск еще не была введена в страны Балтии, прореагировала достаточно быстро и решительно. 14 октября 1939 г. Молотов указал временному поверенному в делах СССР в Литве Николаю Позднякову: «Всякие заигрывания и общения с левыми кругами прекратите» (см. док. № 59). 21 октября он еще раз напомнил, что «малейшая попытка кого-либо из вас вмешаться во внутренние дела Литвы повлечет строжайшую кару на виновного... Следует отбросить как провокационную и вредную болтовню о «советизации» Литвы» (см. док. № 66).
25 октября комдив 16-го особого стрелкового корпуса А.А. Коробков получил приказ наркома обороны № 0164. В нем войскам строжайше запрещалось вмешиваться во внутренние дела Литвы. Подчеркивалось, что «настроения и разговоры о «советизации», если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза»30.
Выступая 31 октября на сессии Верховного Совета СССР, Молотов заявил, что особый характер пактов взаимопомощи «отнюдь не означает какого-либо вмешательства Советского Союза в дела Эстонии, Латвии и Литвы... Напротив, все эти пакты взаимопомощи твердо оговаривают неприкосновенность суверенитета подписавших его государств и принцип невмешательства в дела другого государства». Нарком особо обратил внимание на то, что в соответствии с пактом от 10 октября Литва с ее населением в 2,5 млн. расширила свою территорию и увеличила население на 550 тысяч человек. Он указал, что хотя в Вильнюсе преобладает не литовское население, но важнее то, что с этим городом связано историческое прошлое этого государства31.
Страхи, охватившие широкие круги трех прибалтийских республик, что создание опорных баз СССР в их странах – лишь первый шаг, за которым последуют новые требования, что Россия в действительности намеревается полностью подчинить себе три малые государства Балтии, стали постепенно ослабевать (см. док. № 84). Во всяком случае, в первое время дело шло не так плохо, как это прогнозировали.
Не вызвало острой негативной реакции подписание пактов о взаимопомощи и последовавшие за ним перемены в странах Балтии и в правящих кругах Франции и Великобритании. Там считали, что из создавшегося положения государства Балтии вышли лучше, чем можно было ожидать. Им было непонятно, почему эстонцы и латыши так упирались из-за гарантий, предлагаемых Эстонии и Латвии в свое время (см. док №№ 88, 89).
Тем не менее правящие круги Литвы не исключали и наихудший вариант – потерю через какое-то время суверенитета страны. В начале ноября 1939 г. по поручению литовского МИДа три посланника – в Париже, Лондоне и Риме П. Климас, Б.К. Балутис и Стасис Лозорайтис подготовили совершенно секретный меморандум (см. док. № 77). В нем были разработаны меры на случай эвентуальной окупации и аннексии Литвы Советским Союзом, включая создание правительства в эмиграции, обеспечение его деятельности особым фондом, обращения к международному сообществу и т.д. Однако предложения трех послов не были реализованы на практике.
Полпредство СССР в Каунасе тщательно отслеживало реакцию литовских правящих кругов и широкой общественности на заключение договора. Оно сообщало в Москву о малейших проявлениях «неблагодарности» властей этой страны и официозной прессы к их могучему соседу (см. док. №№ 62, 84, 97, 128)
3 ноября Николай Поздняков вручил свои верительные грамоты президенту Литвы Антанасу Сметоне, став чрезвычайным посланником и полномочным министром (см. док. № 80). Во время этой церемонии он подчеркнул, что договор относительно передачи Вильнюса и Вильнюсской области Литовской Республике и взаимной помощи между СССР и Литвой наиболее полно отражает стремление двух народов сотрудничать в интересах всеобщего мира. Президент Литвы в ответ заявил, что «исторические судьбы Литвы всегда тесно и положительно переплетались с Россией, и это особенно ярко проявилось в последних событиях» (см. док. № 83).
Для подготовки ввода войск в Литву была создана Военная комиссия во главе с командармом 2-го ранга Михаилом Ковалевым. Советская делегация намеревалась вести переговоры о размещении войск в Вильнюсе, Каунасе, Шяуляй, Укмерге и Алитусе, но литовская сторона категорически отказалась обсуждать такую дислокацию, предлагая разместить советские войска ближе к германской границе. Переговоры с Литвой завершились 28 октября подписанием соглашения размещении советских войск в районах Науёйи Вильня, Алитуса, Пренай, Гайжунай (см. док. № 75). Войска, расположенные в Науёйи Вильне и Гайжунай, считались уже расквартированными, остальные должны были быть введены 3 ноября. Однако церемония ввода войск состоялась лишь 15 ноября и носила скорее символический характер, ибо части Красной Армии располагались до этого в Вильнюсе (см. док. № 85). Оттуда они 15–17 ноября были частично выведены в места постоянной дислокации. В результате в Литве разместились части 16-го особого стрелкового корпуса, 10-й истребительный и 31-й бомбардировочный отдельные авиаполки общей численностью 18 786 человек. Из Вильнюса окончательно части Красной Армии были выведены лишь 15 декабря 1939 г.
Затягивание передачи Вильнюса и Вильнюсского края Литве32, вывоз оттуда государственного и общественного имущества вызывали у официальных кругов этой страны опасения и разочарование. Об этом несколько раз заявлял Урбшис советскому полпреду, Наткевичюс – Потемкину и др. ответственным сотрудникам НКИД СССР; литовский МИД направлял официальные ноты (см. док. №№ 64, 67, 71–73, 84, 92, 93, 101). При этом они ссылались на то, что во время переговоров о заключении договора о взаимопомощи Молотов обещал передать им Вильнюсский край сразу же после подписания пакта с оставлением на месте всего имущества и ценностей. «Однако, – сказал 19 октября Урбшис Позднякову, – территория еще не передана. Увозится оборудование фабрик и прочее, некоторые литовские деятели арестованы». Министр настаивал на незамедлительной отправке в Вильнюс приемочной военно-гражданской комиссии Литвы. Временный поверенный же писал в НКИД, что Вильнюсский край следует передать «не ранее, а одновременно с разрешением основных военных вопросов»33. Тем не менее с согласия Москвы с 26 октября литовцы начали постепенно занимать Вильнюсский край.
В ноябре полпред сообщал Молотову, что проблемы, связанные с пребыванием советских войск в Литве, остаются нерешенными главным образом по вине советской стороны (см. док. №№ 85, 93, 96). Ни командование, ни торгпредство не имеют никаких указаний насчет того, когда, кем, в каком порядке, по каким расценкам должны заключаться арендные договора. Не были согласованы вопросы об использовании советскими войсками литовских железных дорог, хотя литовская сторона предлагала урегулировать их. Не решались вопросы ремонта и строительства помещений для советских войск, найма и зарплаты литовскому обслуживающему персоналу, строителям, почтовой, телефонной и радиосвязи и т.д.34
Литовскую же сторону волновало, насколько широко советские гарнизоны будут соприкасаться с населением и как будет организовано их снабжение (см. док. №№ 76, 84). Местным властям приходилось иметь дело то с комдивом, то с Торгпредством. Выделенные литовским командованием офицеры для связи с советскими гарнизонами встречали зачастую недоверчивое отношение у советского командования35. Все это вызывало недоумение и скепсис у литовской стороны. 7 декабря новый глава литовского правительства Антанас Меркис просил Позднякова содействовать урегулированию всех вопросов, связанных с пребыванием советских войск в Литве «для избежания нежелательных недоразумений» (см. док. № 96).
В ходе размещения войск в местах их постоянной дислокации возникали все новые и новые проблемы, требовавшие срочного согласования с литовской стороной36, а также принятия решений на самом высоком уровне – Политбюро ЦК ВКП(б), Экономсовета при СНК СССР, НКО, Госбанка СССР и т.д. (см. док. №№ 78, 79, 113, 114, 117, 119, 120, 139). В НКИД СССР созывались совещания заместителей наркомов иностранных дел для урегулирования вопросов, связанных с жизнедеятельностью советских войск в странах Балтии (см. док. № 120).
С ноября 1939 г. по май 1940 г. в Литве велись переговоры на разном уровне по целому ряду проблем, в результате которых были подготовлены и в ряде случаев заключены соглашения. В них урегулировались вопросы перехода войсковых частей и соединений, командного и начальствующего состава, обслуживающего персонала и членов семей в пределы Литвы и обратно; аренды земли и помещений; железнодорожных и автоперевозок людей и грузов; организации строительства; телеграфной, телефонной и радиосвязи; санитарного обеспечения; юридического статуса военнослужащих; военторгов и т.д.37 Для контроля за выполнением условий пакта и решения спорных вопросов были созданы смешанные комиссии.
Несмотря на определенные трения, стороны в целом соблюдали условия договора от 10 октября. 17 декабря Молотов в беседе с посланником выразил удовлетворение, что советско-литовские взаимоотношения с точки зрения реализации договора от 10 октября развиваются нормально (см. док. № 102). Литовская сторона пыталась привлечь Москву для посредничества между ней и Берлином, который в категорической форме потребовал прекратить все экономические связи с Англией и Францией без какой-либо компенсации со своей стороны. Молотов рекомендовал литовскому правительству посчитаться с Берлином, т.е. пойти ему навстречу (см. док. №№ 95, 96, 102).
16 марта 1940 г. Наткевичюс сообщил Молотову «по поручению своего правительства», что оно «довольно поведением советских войск. Литовское правительство не имеет никаких замечаний и довольно, что войска ведут себя корректно, за исключением кое-каких мелочей, вроде, например, того, что в гор. Вильнюсе красноармейцы поют песни» (см. док. № 123).
И все же двусторонние отношения были далеки от идиллических. И советские, и литовские власти время от времени предъявляли друг другу претензии. Советская сторона с конца ноября уже все чаще стала вмешиваться и во внутренние дела Литвы. Так, 21 ноября Потемкин обратил внимание Наткевичюса на то, что «репрессии, которым подвергаются со стороны литовских властей представители организаций, возникших в Вильнюсской области при вступлении туда Красной Армии, нецелесообразны с точки зрения государственных интересов самой Литвы». При этом заместитель наркома оговорился, что «касаясь этого вопроса, он не вмешивается во внутренние дела Литвы и делает это в порядке дружественного обмена мнений» (см. док. № 87).
Дипломатическая практика полпреда в Литве также заставляла его задумываться, где кончается вмешательство во внутренние дела страны пребывания и начинается «невмешательство». Он писал Молотову: «Мы должны говорить с литовцами, касаясь их внутренних мероприятий, во всех тех случаях, когда эти мероприятия непосредственно затрагивают не только наши конкретные интересы в области политики, экономики и культуры, но и в том случае, когда они противоречат общему духу советско-литовских взаимоотношений и, в частности, договору от 10 октября 39 г.» (см. док. № 107). Очевидно, что столь расплывчатая грань приводила к регулярному давлению советского полпреда на литовскую сторону, особенно по внешнеполитическим вопросам и вопросам печати. Был даже случай, когда Поздняков предложил помощь размещенных вблизи Вильнюса частей Красной Армии в подавлении волнений поляков в Вильнюсе38.
Участились случаи агитационных разговоров советских военнослужащих с литовцами. Так, 6 апреля 1940 г. Наткевичюс сделал представление НКИД в связи с имевшими место разговорами советских командиров с литовцами по поводу советизации Литвы39.
Достаточно острым на всем протяжении осени и зимы 1939–1940 гг. оставался вопрос о возвращении Литве имущества, которое находилось в Вильнюсе и области на момент занятия этой территории советскими войсками (см. док. № 84, 92, 100, 102, 107). Особенно упорно литовская сторона добивалась передачи ей подвижного железнодорожного состава и культурных ценностей. Заверения, данные Молотовым в разговоре с Наткевичюсом 22 октября, не были выполнены40. Ни одного вагона и локомотива литовской стороне не вернули, что заставило ее в апреле 1940 г. поставить вопрос о предоставлении Литве подвижного состава на условиях аренды41.
Неоднократно поднимался вопрос и о возвращении в Литву библиотеки известного адвоката Тадеуша Врублевского, содержавшей исключительно ценный архивный материал по истории Великого княжества литовского и завещанной городу Вильнюсу. библиотека была вывезена в Минск и передана в распоряжение Академии наук БССР. Оказался в СССР и архив г. Вильнюса, который литовская сторона также просила вернуть ей, и в данном случае это было сделано (см. док. №№ 100, 102).
Упорно, но без видимых успехов, литовская сторона ходатайствовала об освобождении и возвращении в страну более ста коренных жителей Вильнюсского края, арестованных органами НКВД и вывезенных в СССР до передачи этого края Литве (см. док. №№ 92, 102, 121, 123).
17 октября Наткевичюс в разговоре с Потемкиным попытался прозондировать возможность при описании границы внести коррективы с тем, чтобы присоединить к Литве земли, заселенные литовцами (см. док. № 64). Однако эта идея была отвергнута Москвой. 3 декабря посланник поднял вопрос о реализации ст. 3 пакта от 10 октября об оказании литовской армии помощи на льготных условиях вооружением и прочими военными материалами (см. док. № 92). Неоднократно, и также безуспешно, выдвигалась просьба о разрешении литовцам, проживавшим в Белоруссии в пограничных районах, переселиться в Литву42.
Достаточно быстро был урегулирован вопрос о передаче Советскому Союзу интернированных в Литве польских военнослужащих – уроженцев Западной Украины и Западной Белоруссии, а также беженцев. 5 ноября Потемкин сообщил Сталину, что в лагерях Литвы находится до 14 тысяч интернированных польских военных, в подавляющем большинстве солдаты. Литовское правительство поставило перед НКИД вопрос о пропуске в Западную Украину и Западную Белоруссию уроженцев этих областей (см. док. № 81). 9 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о пропуске в СССР интернированных в Литве военнослужащих бывшей Польской армии – жителей отошедших к СССР территорий, изъявивших желание вернуться на родину. При этом рядовые и младшие командиры должны были распускаться по домам. «Офицеры, военные чиновники, полицейские принимаются и направляются для содержания: офицеры в Юхновский лагерь, чиновники и полицейские – в Южский лагерь для военнопленных, где проходят фильтрацию. Считать этот пункт в отношении офицеров и полицейских чиновников строго секретным» (см. док. № 82). Впоследствии почти все принятые из Литвы польские офицеры, чиновники и полицейские были расстреляны в Катыни и Калинине вместе с другими 14,5 тысячами польскими офицерами и полицейскими43.
Не зная о судьбе польских офицеров и полицейских, Наткевичюс 3 декабря выразил Потемкину благодарность «по поводу успешно проводимой работы нашей (т.е. советской – Ред.) комиссии в Литве по приему интернированных и гражданских беженцев». Предложение же посланника опубликовать советско-литовское коммюнике, в котором бы подчеркивалось, что «лица, возвращающиеся на родину, не будут подвергаться репрессиям за свою бывшую службу в Польше», было решительно отвергнуто (см. док. № 92). Литовским властям, в свою очередь, предстояло принять из СССР около 500 военнопленных-уроженцев Вильнюсского края. 24 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о пропуске на территорию Украины и Белоруссии находящихся в Литве беженцев, ранее проживавших в указанных областях (см. док. № 86).
Трения сторон усилились после начала советско-финской войны. В Литве не только сочувствовали финнам, но и опасались за свою собственную судьбу в случае распространения конфликта на Скандинавию. В то же время вероятность вмешательства Англии и Франции в советско-финский конфликт подогревала настроения в правящих кругах стран Балтии, и в частности Литвы, направленные на освобождение от навязанных им договоров (см. док. №№ 94, 96, 103, 107, 108).
Полпредство и Москва внимательно следили за реакцией литовской стороны на события в Финляндии. Настороженное отношение советских дипломатов вызвало, в частности, проведение 7–8 декабря 1939 г. в Таллинне X конференции Балтийской Антанты, не собиравшейся до этого больше года (см. док. №№ 103, 111). Тем не менее ее результаты были вполне позитивно восприняты в Москве. На конференции обсуждался вопрос, как отнестись к требованию Германии о прекращении торговли с Англией. При этом было решено уклониться от публикации какой-либо декларации, чего добивался Берлин. При рассмотрении вопроса, совместимы ли заключенные с СССР договора о взаимопомощи с политикой нейтралитета, был сделан вывод, что они не находятся в резком противоречии с этой политикой и должны осуществляться и в будущем. Было решено не направлять в Лигу Наций правительственных делегаций на рассмотрение финского вопроса и просить постоянных делегатов в этой организации воздержаться от участия в дискуссии, направленной против СССР. Упразднялась статья 3-я договора от 12 сентября 1934 г., тем самым устанавливалось, что между тремя странами Балтии никаких специфических вопросов уже не имелось. Участники встречи договорились, как можно более широко обмениваться информацией с условием, «что она не выйдет за пределы трех союзников» (см. док. № 111).
Стремясь не раздражать СССР, литовская пресса в открытую не критиковала действия СССР в отношении Финляндии. Тем не менее симпатии литовской общественности были на стороне Хельсинки. В прессе сообщалось о крупных потерях советских войск, о медленном их продвижении, выражалась озабоченность судьбой Литвы в том случае, если она совершит неосторожный шаг в отношении СССР. Поздняков писал в НКИД о необходимости как можно скорее покончить с этой войной путем быстрого продвижения советских войск, чтобы положить конец «кривотолкам, появившимся в последние дни в Литве, по поводу нашей внешней политики» (см. док. № 94).
17 декабря Молотов сделал Наткевичюсу представление по поводу недружественного в отношении СССР тона литовской прессы в финляндском вопросе (см. док. № 102). Посланник, затребовав информацию из Каунаса, сообщил Потемкину, что выпады против СССР имели место лишь в газетах, руководимых поляками и евреями. Заместитель наркома воспользовался этим, чтобы поставить перед литовской стороной вопрос о совместной борьбе с польской подрывной деятельностью и против СССР, и против литовских властей в Вильнюсе и Вилнюсской области. «Мне лично кажется, – заявил Потемкин, – что простейшим способом нейтрализовать провокационную работу указанных врагов могло бы быть их изъятие с последующей передачей советским властям» (см. док. № 108).
Наткевичюс ответил, что «можно было бы разрешить в одном общем плане вопросы о передаче нам (СССР – Н.Л.) группы контрреволюционеров из редакции «Слово» и литовских коммунистов, а также о выдворении из СССР в Литву арестованных и осужденных литовских граждан» (см. док. № 107). К середине марта литовские власти провели аресты среди польских подпольных и оппозиционных групп. Это вполне удовлетворило Москву, не ставшую в дальнейшем настаивать на их выдаче44.
В конце декабря НКИД получил информацию, что французы и Сикорский намереваются организовать переброску в Финляндию интернированных в Литве поляков, которых на территории Литвы было до 10 тысяч. Вызвав к себе 30 декабря поверенного в делах Литвы в СССР Леопольдаса Багдонаса, Потемкин заявил ему: «Мы не можем допустить и мысли, чтобы литовское правительство, связанное с нами договором о дружбе и взаимопомощи, могло разрешить переброску на помощь Маннергейму – Таннеру поляков, находящихся на территории Литвы» (см. док. № 109). Сикорский, действительно, настаивал на том, чтобы поляки приняли участие в союзном экспедиционном корпусе, который так и не был, в конечном счете, отправлен в Финляндию. Известно также, что довольно большое число интернированных поляков в разное время выехало из Литвы и присоединилось к правительству Польши в изгнании.
В феврале 1940 г. Молотов в беседах и с послами США и Великобритании Лоуренсом Штейнгардтом, и Стаффордом Криппсом подчеркивал, что заключение договоров о взаимопомощи со странами Балтии не привело к потере их независимости. СССР, де, не вмешивался ни в их внутреннюю, ни в их внешнюю политику. То же, мол, хотели от финнов, но они не согласились на предложения советского правительства45.
24 февраля ТАСС опроверг сообщение французского агентства «Гавас», будто СССР потребовал от Эстонии, Латвии и Литвы предоставить ему новые морские базы и увеличить количество других военных баз. Но, как говорится, дыма без огня не бывает. В начале февраля был разработан и направлен командирам соответствующих корпусов проект директивы наркома обороны по повышению боеготовности частей Красной Армии, расположенных в Прибалтике. В этот регион срочно стали направляться воинские подразделения и обслуживающий персонал, достраиваться аэродромы и т.д. В результате ко 2 мая, в соответствии с докладом Семена Тимошенко Сталину, в Литве уже находились помимо 16-го особого стрелкового корпуса 46-я отдельная рота связи, 19-й корпусной зенитный артдивизион, 5-я стрелковая дивизия, 2-я легкая танковая бригада, 54-й бомбардировочный и 10-й истребительный авиаполки, 641-й автотранспортный батальон и другие части. Всего же в трех республиках насчитывалось 66 946 человек, 1 630 орудий и минометов, 1 065 танков, 150 бронемашин, 5 579 автомашин и 526 самолетов46. Тимошенко предлагал осуществить в июне вывод находившихся в странах Балтии войск, кроме управлений и авиационных полков, с заменой их частями из тех же военных округов47.
По мере стабилизации обстановки в Литве, администрация Антанаса Сметоны отказалась от услуг деятелей, не связанных с таутининками. Премьер Ионас Чернюс был заменен Антанасом Меркисом (см. док. №№ 93, 97, 128). В длительный отпуск, а затем и в отставку, был отправлен командующий вооруженными силами Стасис Раштикис, вместо него был назначен генерал Винцас Виткаускас. Москву эти перемены не встревожили. Поздняков заверил НКИД, что новые литовские лидеры будут лояльно выполнять обязательства договора от 10 октября. Одновременно полпред сообщал, что руководящие круги Литвы «подспудно надеются на победу англо-французского блока, что накладывает свой отпечаток на их политику, вызывая в ней шатания и колебания»48. Определенное недовольство советских дипломатов вызвали мероприятия, связанные с празднованием дня независимости 16 февраля49.
Заключение мира между СССР и Финляндией было воспринято в Литве с двойственным чувством (см. док. № 126). Опасность распространения войны на Скандинавию и вовлечения в нее Литвы, с одной стороны, и утверждения у власти в Финляндии правительства Куусинена, с другой, миновала. В то же время закончилась передышка, которую страны Балтии получили в результате «зимней войны». Отныне открывалась перспектива запуска сталинским руководством процесса большевизации трех малых государств Балтии, который должен был начисто стереть их независимость.
Официальные литовские представители при случае поздравляли полпредов СССР в Литве, Германии и других странах с заключением мира с Финляндией. В то же время литовцы говорили о моральной победе финнов, столь долго и успешно сопротивлявшихся черезвычайно более сильному противнику. Поздняков сообщал в Москву, что «очередной провал англо-французских авантюристов, являющихся козырной картой лит[овского] пра[вительства] в закулисной игре против СССР, переживается буржуазными кругами Литвы очень болезненно» (см. док. № 126). Личный секретарь президента Сметоны Александрас Меркялис, в частности, заявил, что мирный договор усиливает позиции СССР и Германии, но ухудшает положение Литвы. Полпред зачастую пытался истолковать любую статью, в которой упоминались Англия и Франция, как антисоветский выпад в адрес СССР (см. док. №№ 126, 133–135, 140).
Вопрос о мирном договоре СССР с Финляндией обсуждался на XI конференции Балтийской Антанты, собравшейся в Риге 14–16 марта 1940 г. В официальном сообщении о ее работе указывалось, что три министра с удовлетворением восприняли возобновление мирных взаимоотношений между Финляндией и Советским Союзом. Следующая конференция должна была состаяться в сентябре 1940 г. в Литве (см. док № 124). Встреча в Риге вызвала настороженное отношение советских дипломатов, с неудовольствием констатировавших самостоятельность прибалтийских республик. Они выражали пожелания в адрес тройки консолидировать их внешнюю политику со своим четвертым могучим партнером – СССР.
XI конференция Балтийской Антанты породила также слухи о присоединении Литвы к эстонско-латвийскому военному союзу, который, по мнению советской стороны, был направлен против СССР (см. док. №№ 124, 126, 128, 135). Однако 2 апреля Поздняков сообщил в Москву, что «слухи о присоединении Литвы к военному союзу пока не подтверждаются» (см. док. № 129). В конце же апреля, в связи с направлением эстонского военного атташе в Каунас, полпред писал: «Этот зигзаг явно указывает на то, что у Литвы появились какие-то обязательства в отношении Латвии и Эстонии» (см. док. № 135).
О том, что после подписания советско-финского мирного договора Москва решила активизировать свою политику в отношении Литвы, свидетельствует принятие 23 марта Секретариатом Исполкома Коминтерна (ИККИ) резолюции по литовскому вопросу (см. док. № 127). Коммунистам предлагалось развернуть массовое движение за создание Народного фронта, который бы поддерживал политику СССР и выступал за укрепление дружбы с ним. Они должны были бороться против любой солидарности с «англо-французскими поджигателями войны», выступать против контактов с немецкими противниками советско-германского пакта, делающими ставку на разрыв между Германией и СССР.
9 апреля Германия напала на Данию и Норвегию, 10 мая – на Голландию и Бельгию и, обойдя французские укрепления, вторглась во Францию. 20 мая вермахт прорвался к Ла-Маншу. Ситуация в Европе кардинальным образом изменилась. Расчеты Сталина на длительное противоборство двух блоков не оправдались. В скором времени рейх мог разделаться с Францией и нейтрализовать Великобританию. Тогда все его договоренности с СССР были бы забыты. Кремль понял, что наступает самый благоприятный момент, возможно последний шанс, для присоединения к СССР территорий, которые по советско-германским секретным протоколам августа-сентября 1939 г. отходили к сфере интересов СССР.
В полпредствах СССР в странах Балтии, в том числе и в Литве, почувствовали перемену в отношении к странам их аккредитования, хотя каких-либо конкретных указаний из Москвы и не имели. Стремясь «попасть в струю», полпреды все чаще стали направлять в НКИД сообщения об антисоветских проявлениях в политике правящих кругов стран Балтии. Так, 17 апреля Поздняков сообщил Молотову, что литовские правительство и МИД преднамеренно затягивают и осложняют неприемлемыми требованиями переговоры по соглашению об аренде и строительстве. Они якобы стремятся спровоцировать своих партнеров по переговорам на необдуманные шаги. Поздняков заверял наркома, что полпредство ведет себя в этой и других аналогичных ситуациях «с необходимым тактом, исключающим возможность обвинить нашу сторону в давлении, нажиме или в нарушении равноправия сторон в переговорах» (см. док. № 133).
23 апреля полпред направил заместителю наркома иностранных дел Владимиру Деканозову новое донесение (см. док. № 135). В нем литовская сторона обвинялась в возложении на Германию ответственности за войну против Норвегии и Дании, а также «жажду поражения» Третьего рейха! В связи с подписанием торгового соглашения между Литвой и Германией Поздняков писал: «Конечно, – Советский Союз не может стать на такой путь угнетения малых народов (как Германия – Ред.). Однако кажется, что он может и должен требовать за бензин, керосин, соль, сахар, хлопок, железо, цемент и т.п. соответствующего к себе уважения». Специальная докладная записка о германо-литовском торговом договоре была направлена в Москву 17 мая (см. док. № 145).
27 апреля до сведения Москвы доводится, что срыв правительственного задания – завершить подготовку соглашения об аренде и строительстве до 5 апреля – объяснялся неприемлемостью первоначальных литовских предложений и нежеланием долгое время их пересмотреть. Полпредство обращало внимание НКИД и на активизацию деятельности таутининков, сравнимую лишь с 1926 г. (см. док. № 138).
6 мая Поздняков направил Деканозову газету «XX Амжиус» с карикатурой в виде палача с топором, которого он воспринял как олицетворение Советского Союза (см. док. № 140). 19 мая заместитель наркома написал на этом документе: «т. Лысяк. Надо подобрать эти факты и доложить наркому, наметив н[аши] мероприятия»50. 16 мая полпред сообщил заместителю наркома о том, что при задержании красноармейца Бутаева литовскими полицейскими он был смертельно ранен (см. док. № 144). 24 мая он же сообщил в Москву, что 24 апреля и 18 мая из советских частей сбежало два красноармейца – Носов и Шмавгонец, которые разыскивались по линии советского командования51.
Представляется, что именно 24–25 мая сталинское руководство приняло решение начать нажим на Литву, а затем и другие две страны Балтии, с целью введения в них новых крупных контингентов советских войск и присоединения этих республик к СССР. Ведь еще 23 мая Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «Об эвакуации литовцев из пограничных с Литвой районов БССР» в Литву, которое было бы бессмысленным в условиях начала операции по присоединению Литвы к СССР (см. док. № 148). Позднее это решение, так и не начав реализовываться, было отменено «в связи с изменившейся обстановкой» (см. док. № 248).
25 же мая Молотов уже вызвал к себе Наткевичюса и сделал от имени советского правительства крайне резкое заявление в связи с исчезновением из советских частей нескольких военнослужащих. Он обвинил в организации их похищения лиц, пользующихся покровительством органов литовского правительства, и подчеркнул, что правительство СССР считает подобное поведение литовских органов провокационным в отношении Советского Союза и чреватым тяжелыми последствиями. Правительство СССР требовало принятия немедленных мер к «прекращению этих провокационных действий» и к розыску исчезнувших советских военнослужащих. Оно выражало надежду, что «литовское правительство пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям» (выделено нами – Ред.) (см. док. № 150).
Литовская сторона со всей серьезностью отнеслась к советскому демаршу. Уже 26 мая она выразила «готовность немедленно произвести самое подробное расследование», для облегчения которого просила сообщить имеющиеся в распоряжении советских властей данные (см. док. №№ 151, 151а).
Предлог был выбран Кремлем явно надуманный. Бутаева, исчезнувшего из части еще в феврале, даже Поздняков называл дезертиром (см. док. № 144). 10 мая литовский посланник сообщил Деканозову, что «дезертир Бутаев энергично разыскивается и по обнаружению будет выдан»52. Солдат Шмавгонец исчез из части 18 мая и вернулся в нее в ночь с 26 на 27 мая. Он доложил, что якобы был схвачен и увезен неизвестными в дом, где просидел в подвале. От него пытались де получить сведения о танковой бригаде, как и от другого похищенного 24 мая солдата той же части Писарева, который вернулся 27 мая к месту службы. На все просьбы литовской стороны предоставить ей возможность опросить этих солдат следовал отказ. Версия о похищении никогда не была доказана бесспорными фактами и документами.
30 мая в «Правде» появилось официальное «Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей». В нем перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из гарнизонов, расположенных в Литве, и вся ответственность за это возлагалась на литовскую сторону. Почти дословно повторялось и заявление, сделанное Молотовым от имени Правительства СССР Наткевичюсу для передачи Правительству Литовской Республики (см. док. № 152).
Появление столь угрожающего «Сообщения» с изложением ноты НКИД в печати вызвало беспокойство в Литве и за ее пределами. На следующий день «Вильняус Балсас» писала о нем в передовой статье «Мелочи и существенные вопросы в советско-литовских отношениях»: «Читая ноту Советского Союза, у некоторых может создаться впечатление, что между Литвой и Советским Союзом произошло что-то нехорошее. Такое мнение в основе своей было бы ошибочным, ибо действительно ничего особенного во взаимоотношениях между государствами не произошло. Упомянутые в ноте случаи, по нашему глубокому убеждению, не имеют существенного значения, и они, при наличии доброй воли с обеих сторон, будут ликвидированы без нарушения чьей-либо чести»53.
31 мая германский посол попросил Молотова проинформировать его о том, каковы взаимоотношения СССР с Литвой и возможно ли разрешение тех вопросов, которые были поставлены Советским Союзом перед Литвой. В ответ нарком заявил, что «линия поведения Литвы являлась нехорошей и что вопрос, понятно, может быть разрешен»54. В первых числах июня и английское, и французское правительства запросили агреманы для назначения новых послов в Москве, что указывало на их стремлении улучшить свои отношения с СССР.
Доброй воли ликвидировать острую кризисную ситуацию у литовской стороны было предостаточно, о чем свидетельствовали и очередная попытка посланника 1 июня склонить советскую сторону к совместному тщательному расследованию выдвинутых против них обвинений, и ответ, переданный Наткевичюсом по поручению Литовского правительства В.М. Молотову 4 июня 1940 г. (см. док. №№ 155, 161, 163).
Москва же продолжала нагнетать обстановку. 2 июня ответственный секретарь ТАСС Яков Хавинсон направил Молотову письмо, в котором приводились новые аргументы для выдвижения обвинений против литовского правительства. В нем, в частности, предлагалось обратить самое серьезное внимание на деятельность Балтийской Антанты, ориентирующуюся на Англию и Францию, на создание тройственного военного союза, на стремление к хозяйственному и государственному(!) объединению, на возможность переориентации Балтийской Антанты с англо-французского блока на Германию. Констатировались наличие у нее специального журнала «Revue Baltique» и нелояльная к СССР позиция литовской прессы в целом. Хавинсон ставил вопрос, «не назрело ли время принять с нашей стороны реальные меры для ликвидации Балтийской Антанты?»55 Эти аргументы в дальнейшем широко использовались Молотовым во время переговоров с литовскими, латышскими и эстонскими руководящими деятелями, проходившими в первой половине июня 1940 г.
По мере развития конфликта Москва приступила и к прямым военным приготовлениям. Вечером 1 мая и в ночь на 2 мая у Сталина прошли совещания с участием не только Молотова и Жданова, но и с военными – наркомом обороны, начальником Генштаба, руководством Главпура РККА, командованием БОВО, 11-й и 3-й армий и др.
Согласно приказу наркома обороны № 0028 от 3 июня 1940 г., войска, размещенные в Прибалтике, переходили в непосредственное подчинение заместителя наркома обороны Александра Локтионова (см. док. № 158). В тот же день Президиум Верховного Совета СССР издал указ о задержании в рядах Красной Армии красноармейцев 3-го года службы до 1 января 1941 г.
4–7 июня 1940 г. войска Ленинградского, Калининского и Белорусского округов под видом учений начали сосредотачиваться у границы с прибалтийскими государствами (см. док. № 166). Вечером 8 июня в г. Лида состоялось секретное совещание командного состава войск БОВО, на котором заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Федор Кузнецов (он же командующий 11-й армией) информировал собравшихся о «возможных действиях против Литвы». К 11 июня был разработан план боевых действий и определены задачи войск – они должны были нанести стремительное поражение литовской армии, не допустив ее отход в Восточную Пруссию, и за 3–4 дня занять Литву56. 12 июня командование БОВО издало приказ о подготовке к выброске десанта на территории Прибалтики. Для выполнения этой задачи привлекалась 214-я воздушно-десантная бригада, которой предстояло совершить высадку на железнодорожной станции Гайжунай, захватить аэродромы и важнейшие объекты Каунаса57. О том, что советское руководство всерьез готовилось к развитию событий по финляндскому варианту, говорит и такой: что 13 июня, то есть накануне предъявления ультиматума Литве, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о развертывании широкой сети госпиталей, эвакуационных пунктов, санитарных поездов для принятия около 24 тысяч раненых «в связи с особыми мероприятиями» (см. док. № 173).
К 15 июня войска завершили сосредоточение и развертывание в исходных районах на границе с Литвой, 16 июня – на границах с Латвией и Эстонией. Всего для проведения прибалтийской кампании были выделены 3 армии, 7 стрелковых и 2 кавалерийских корпуса, 20 стрелковых, 2 мотострелковые, 4 кавалерийские дивизии, 9 танковых и 1 воздушно-десантная бригада. Советская военная группировка на границах Прибалтики насчитывала 435 тысяч человек, 8 000 орудий и минометов, свыше 3 000 танков, более 500 бронемашин, 2 601 самолет. 14 июня была установлена морская и воздушная блокада Прибалтики.
Одновременно по приказу Лаврентия Берии Управление по делам военнопленных НКВД СССР готовило лагеря для приема 50–70 тысяч военнослужащих из стран Балтии (см. док. № 170).
7 июня в Москву для переговоров прибыл премьер-министр Литвы Меркис. Молотов обвинил его правительство в нелояльном отношении к СССР, отмел все попытки объясниться, отклонил его предложения о создании режима полной изоляции советских войск от местного населения (см. док. №№ 165, 167, 168).
9 июня Молотов перешел к теме Балтийской Антанты, которую он характеризовал как военный союз, направленный против СССР (см. док. № 169). На следующий день в Москву прибыл Юозас Урбшис. 11 июня вместе с Меркисом он участвовал в переговорах с Молотовым, который потребовал принять карательные меры против министра внутренних дел Казиса Скучаса и начальника департамента госбезопасности Аугустинаса Повилайтиса (см. док. № 171). 12 июня Урбшис информировал свое правительство о встрече с Молотовым. У него создалось впечатление, что «решения нас взорвать пока что нет, однако если напряженность затянется и дальше, то может вызреть». Он предлагал незамедлительно не только удалить из правительства Скучаса, но и сформировать совершенно новый кабинет, включив в него Раштикиса или в качестве премьер-министра или как вице-премьера с одновременным совмещением им обязанностей министров внутренних дел и обороны края (см. док. № 172).
14 июня Урбшис сообщил Деканозову об отставке лиц, о которых говорил Молотов (см. док. № 176). Переговоры шли трудно. Тем не менее ничто не предвещало кардинального изменения в их ходе. Однако в 23 часа 50 минут Молотов вызвал литовского министра иностранных дел к себе и вручил ему ультиматум. В соответствии с ним следовало предать Скучаса и Повилайтиса суду; создать правительство, которое бы «честно выполняло договор о взаимопомощи»; пропустить на территорию Литвы дополнительные части Красной Армии. Разъяснив, что намечено ввести 3–4 корпуса (9–12 дивизий) во все важные пункты страны, Молотов тем не менее обещал, что они не будут ни во что вмешиваться. Новое правительство должно было быть просоветским. Молотов сообщил, что если эти требования не будут приняты до 10 часов 15 июня, войска все равно будут введены немедленно (см. док. № 177).
Президент Литвы и министр обороны настаивали на сопротивлении Красной Армии и отводе литовских войск в Восточную Пруссию. Однако генерал Винцас Виткаускас отказался от этого плана. В 9 час. 45 минут Урбшис сообщил Молотову о принятии советских требований и создании правительства во главе с генералом Раштикисом (см. док. №№ 178а, 179, 179а, 180, 191). Нарком ответил, что вопрос о составе правительства будет решаться в Каунасе, куда прибудет советский представитель. Им стал Владимир Деканозов, который в дальнейшем решал все вопросы, касавшиеся Литвы, вплоть до ее вхождения в СССР. Естественно, каждый свой шаг он согласовывал с кремлевским руководством (см. док. №№ 205, 217–219, 221–223, 225, 227, 228, 230, 231, 233, 239, 241, 243, 246, 251). Накануне его вылета в Каунас, 15 июня Деканозова и Позднякова принял Сталин и имел с ними почти часовую беседу.
В 8 часов утра 15 июня на станции Гудогай начались переговоры Винцаса Виткаускаса с командующим БОВО Дмитрием Павловым. Они завершились поздно вечером того же дня подписанием «Соглашения о дополнительном размещении войск Красной Армии» (см. док. № 189). Не дожидаясь их окончания, в 15 часов начался ввод частей 11-й и 3-й армий на территорию Литвы. Размещенный там в 1939 г. 16-й особый стрелковый корпус получил приказ занять Каунас и мост у Ионавы и удерживать их до подхода основных сил 11-й армии. 15–16 июня большая часть территории Литвы была занята советскими войсками58. Тем самым было положено начало процессу оккупации и последующей аннексии Литвы и других стран Балтии Советским Союзом (см. док. №№ 181–183, 190).
15 июня главнокомандующий Литовской армией генерал Виткаускас приказал соблюдать все правила вежливости и выражать дружественные чувства по отношению к продвигающимся в Литву советским войскам (см. док. № 184). Тем не менее, ввод советских войск в Литву не обошелся без эксцессов, при этом отнюдь не по вине литовцев (см. док. №№ 185, 186, 213, 215, 216). На одном из пограничных пунктов красноармейцами сбивался литовский герб с пограничного столба, где-то разоружали литовских пограничников и увозили их оружие, иногда захватывали и уводили с собой и самих пограничников. Был и вопиющий случай расстрела литовского пограничника Алексаса Бараускаса, до этого мирно спавшего в своем доме. У погибшего остались жена и двое детей.
Как только в Литву начали вводиться новые советские воинские контингенты, президент Антанас Сметона с группой лиц перешел на территорию Германии (см. док. № 193). Туда же пытались уйти и некоторые литовские военные части. 16 июня было объявлено, что правительство страны рассматривает отъезд за границу Сметоны как его отставку с поста президента. В соответствии со ст. 72 конституции и.о. президента был объявлен Меркис. В результате ввода дополнительных сил Красной Армии в страны Балтии их отношения с СССР фактически утратили характер межгосударственных, хотя и сохраняли форму таковых до начала августа59.
16 июня Молотов вручил ультиматумы и латвийскому, и эстонскому посланникам. Президент Латвии Карлис Ульманис обратился к германской стороне с просьбой разрешить правительству эвакуироваться в Восточную Пруссию, но получил отказ. В 19 часов 45 минут посланники Латвии и Эстонии в СССР сообщили Молотову о принятии советских требований. В тот же вечер Молотов информировал Фрициса Коциньша, что в Латвию направляется Андрей Вышинский, а Аугуста Рэя – о командировании в Таллинн Андрея Жданова.
Реакция западных стран, как и предвидели в Москве, была достаточно спокойной (см. док. №№ 207, 208). 14 июня пал Париж; Англия была озабочена лишь своим выживанием. Более того, Лондон был крайне заинтересован в отрыве СССР от Германии и привлечении его на свою сторону60. США, хотя и не признали захват Прибалтики, понимали неизбежность установления над ней контроля либо Советского Союза, либо Германии, и предпочитали контроль со стороны СССР. Капитуляция Франции, подписанная 22 июня, лишь усилила эти настроения. В нейтральных странах свое отношение к происшедшим событиям выражали более откровенно. Так, швейцарская печать называла вещи своими именами: речь шла о советской оккупации, потере независимости стран Балтии, их политической и экономической вассализации, о массовых арестах, увольнении чиновников и т.д. (см. док. № 211)
17 июня Молотов проинформировал Шуленбурга о ходе переговоров с правительствами трех стран Балтии, направлении туда своих уполномоченных, чтобы договориться о составе правительств, вводе советских войск и т.д. (см. док. № 197). «Литовское правительство уже сформировано, и состав его уже опубликован. В основном в него вошли просоветски настроенные элементы»,–сказал нарком послу. Шуленбург ответил, что в связи с этим вопросов, у него нет «это дело исключительно только Советского Союза и Прибалтийских стран». Он сообщил Молотову об интернировании Антанаса Сметоны и возможном переходе германо-литовской границы целыми литовскими частями. Глава советского правительства заметил, что в отношении Сметоны он считает действия германского правительства «вполне целесообразными», и «как сделано германскими властями, так пусть и останется». В то же время Молотов посетовал на плохую охрану литовской границы и отметил, что «по просьбе» литовской стороны Советское правительство предоставит для ее охраны своих пограничников.
17 июня нарком обороны Семен Тимошенко направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку, в которой предлагал осуществить целый ряд мер в «целях скорейшей подготовки Прибалтийского ТВД» (см. док. № 195). Предусматривались: немедленное занятие границы с Восточной Пруссией и укрепление побережья; ввод в каждую из занятых республик полков НКВД для охраны внутреннего порядка; скорейшее решение вопросов с «правительствами» республик; разоружение и расформирование армий занятых стран; разоружение населения, полиции, военизированных организаций; возложение на советские войска охрану объектов, караульную и гарнизонную службу; образование Прибалтийского военного округа на занятой территории со штабом в Риге. Нарком предлагал «решительно приступить к советизации занятых республик». Эта идея как нельзя лучше соответствовала планам Сталина. В то же время, Тимошенко счел необходимым начать работу по подготовке территории Прибалтийского военного округа в качестве театра военных действий (строительство укреплений, подшивка железных дорог, дорожное и автодорожное строительство, склады, создание запасов и прочее).
Против кого же планировалось готовить ТВД в условиях, когда введение новых крупных советских воинских контингентов в три страны Балтии прошло без единого выстрела? Естественно, только против Германии. По всей видимости, в Кремле опасались, что, разделавшись с Францией, рейх может вскоре напасть на СССР. Записка командующего БОВО Павлова наркому обороны Тимошенко от 21 июня подтверждает эту гипотезу. В ней предлагалось не только разоружить и распустить армии всех трех стран, их полувоенные организации, но и в течение 48 часов изъять все оружие у населения, расстреливая каждого, у кого оно будет обнаружено. «К вышеперечисленным мероприятиям необходимо приступить в ближайшие дни, чтобы иметь свободу рук для основной моборганизационной подготовки округа. Для проведения вышеуказанных мероприятий БОВО готов, лишь прошу приказ по мероприятиям дать за 36 часов до начала действий», – писал Дмитрий Павлов61.
Страх перед возможным скорым нападением Германии на СССР, по-видимому, исчез после того, как введение советских войск в страны Балтии, Бессарабию и Северную Буковину прошло без осложнений со стороны Германии. В результате сталинское руководство не стало проводить разоружение армий трех стран, ограничившись сменой их руководства и арестом ряда высших офицеров, а также роспуском и разоружением полувоенных организаций. В начале июля была в основном прекращена и подготовка к приему в лагеря НКВД СССР военнопленных из стран Балтии. Тем не менее по приказу зам. наркома внутренних дел Василия Чернышова от 5 июля 1940 г. были восстановлены Путивльский и Козелыцанский лагеря для военнопленных. И только 31 июля зам. наркома сообщил начальнику Управления по делам военнопленных НКВД СССР Петру Сопруненко, что расходовать средства на переоборудование этих лагерей «пока нет особой нужды» (см. док. № 255).
17–21 июня в городах Прибалтики были организованы коммунистические демонстрации и митинги. В эти же дни под диктовку уполномоченных Кремля были сформированы так называемые «народные» правительства: в Литве 17 июня (его возглавил по предложению коммунистов журналист Юстас Палецкис) (см. док. №№ 196, 199), 20 июня – в Латвии, 21 – в Эстонии. Рабочий класс, бедные слои деревни, еврейское население восприняли их создание с энтузиазмом, считая, что предшествующие режимы не считались с их интересами и не допускали их представителей к управлению. Иное настроение преобладало у сельских хозяев, интеллигенции, предпринимателей, финансистов и др. Они опасались, что Советская Россия попытается присоединить их страны к СССР, ввести коммунистический строй и т.д. Фигура Палецкиса в качестве главы правительства, по словам начальника окружного отделения полиции И. Казлаускаса, была встречена «достаточно благосклонно» (см. док. 215).
Новые «правительства», действуя под диктовку Деканозова, Вышинского и Жданова, запретили деятельность правых политических и военизированных организаций, сменили руководство вооруженных сил. 25 июня официально была разрешена деятельность Компартии (см. док. № 211). В июле начались массовые аресты представителей национальной элиты и их депортация в СССР. Энергично проводилась чистка государственного аппарата не только от таутининков, но и от всех элементов, выступавших за сохранение суверенитета страны. Почти все высшие и средние чиновники в большинстве министерств, за исключением необходимых специалистов, были уволены. В государственной полиции подавляющее число функционеров были удалены и заменены лицами коммунистической ориентации, которые тесно сотрудничали с работниками НКВД, наводнившими Литву. 26 июня была создана вооруженная рабочая милиция, численность которой составляла несколько десятков тысяч человек. Все эти и другие мероприятия марионеточного правительства проводились по настоятельным «рекомендациям» Деканозова.
В начале июля был принят закон о преобразовании литовской армии. 27 ее высших офицеров были отправлены в отставку, так же, как и все военные капелланы62. 10 июля Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о создании Прибалтийского военного округа во главе с генерал-полковником Александром Локтионовым (см. док. № 224). Советское командование, с согласия Молотова, передало в распоряжение Деканозова 17 своих военнослужащих, в основном литовцев, для работы по линии литовской армии, компартии и комсомола. При этом один из них был назначен политическим руководителем Литовской армии63.
Первоначальное намерение – разоружить и интернировать военнослужащих армий трех стран Балтии – не было реализовано. Вскоре они были преобразованы в территориальные корпуса. Командиром 24-ого (литовского) корпуса был назначен генерал Виткаускас. Тем не менее уже в начальный период советизации были арестованы и депортированы в СССР многие военачальники и офицеры трех стран Балтии. В то время как в отношении военнослужащих балтийских армий до мая 1941 г. поголовные репрессии не применялись, НКВД СССР поспешил задержать и направить в СССР всех интернированных в Литве польских военных и полицейских (см. док. № 220). Это было осуществлено 11–13 июля в соответствии с приказом Берии от 6 июля и коснулось почти четырех с половиной тысяч человек64. 13 июля решительный протест против этой акции, являвшейся «нарушением международных прав», выразил Креве-Мицкевичюсу британский посланник Том Престон (см. док. № 231).
«В Министерстве иностранных дел увольнений пока мало. Однако старые служащие большей частью отстранены; дипломатические представители за границей якобы отозваны, но не прибыли. Им предстоят увольнения», – писал в свой МИД германский поверенный в делах в Литве Адельман65. По решению Литовского правительства, подсказанного Москвой, со 2 июля был аннулирован «Договор единодушия и сотрудничества», который был заключен в 1934 г. между Эстонией, Латвией и Литвой (Балтийская Антанта). Обсуждался с Германией вопрос об изменении соглашения от 20 мая 1939 г. о малом пограничном сообщении66. Это было также сделано по «рекомендации» из Москвы: 22 июня Политбюро ЦК ВКП(б) поручило НКИД предложить Литовскому правительству договориться с Германией о временной отмене существующего на литовско-германской границе порядка упрощенного перехода границы и установлении «на принимаемой советскими пограничными частями под охрану литовско-германской границе порядка охраны, существующего на советско-германской границе» (см. док. №№ 206, 209, 218). 22 июня германский посланник Цехлин предложил своему МИДу провести переселение проживавших в Литве немцев в рейх. 12 июля Шуленбург и Молотов поддержали это предложение (см. док. № 229).
В связи с тем, что положение министров – не коммунистов в «народном» правительстве становилось все сложнее, да и отношения с Деканозовым и Поздняковым явно не складывались, новый министр иностранных дел Винцас Креве-Мицкевичюс счел нужным посетить Москву. 27 июня Наткевичюс сообщил об этом Деканозову, находящемуся в это время в Москве. Два дня спустя Советское правительство сообщило о своем согласии на визит литовского министра (см. док. № 212). Во время встречи с Креве-Мицкевичюсом, по данным германского посланника Цехлина, Молотов заявил ему, что присоединение Литвы к Советскому Союзу – дело решенное. Все попытки литовского министра разубедить председателя СНК потерпели неудачу67. Присоединение предполагалось осуществить путем выборов «народного» Сейма и его обращения к Верховному Совету СССР с просьбой принять республику в Советский Союз68.
В связи с решением Москвы провести выборы в Сейм, Деканозов, вернувшийся вместе с Креве-Мицкевичюсом в Каунас, 4 июля организовал совещания с Секретариатом ЦК КПЛ, с партийной частью литовского кабинета, беседовал с и.о. президента Палецкисом и, наконец, с министром иностранных дел. «Выборы намечены на 14 июля, а первое заседание Сейма – на 15 июля... В настоящий момент уже разработан закон о выборах, составлена платформа группы «Трудового союза», подбираются люди в избирательные комиссии69. Креве-Мицкевичюс пытался с целью оттяжки выборов поднять некоторые вопросы, но я со всей решительностью отвел его попытки», – сообщал в НКИД кремлевский уполномоченный (см. док. № 217).
По «рекомендациям» Деканозова Палецкис 5 июля провел заседание кабинета, на котором было принято «решение» о проведении выборов, утверждены новый закон о выборах в Сейм и состав Центральной избирательной комиссии. «Совет министров провел все наши предварительные наметки, о которых мы сообщали Вам вчера...Креве-Мицкевичюс не делал на Совете министров сообщения о поездке в Москву» (выделено нами – Ред.) (см. док. № 219). После заседания Креве-Мицкевичюс вручил главе Правительства заранее написанную просьбу об отставке. Однако ввиду предстоящих выборов, по настоянию Деканозова, на вице-премьера был оказан нажим с тем, чтобы он временно воздержался от ухода. Креве-Мицкевичюс вынужден был продолжить свою деятельность до принятия новым Сеймом своих пресловутых решений.
Вслед за созданием Центральной избирательной комиссии 6 июля были сформированы окружные комиссии, 8 июля – низовые участковые комиссии (см. док. №№ 223, 225). 6 июля была опубликована подготовленная при активном участии Деканозова и Позднякова избирательная платформа «Союза трудового народа». В ней ни слова не говорилось о предстоявшем вхождении Литвы в Советский Союз и установлении в ней советской власти, о национализации и т.д. Все эти положения были обнародованы уже после проведения выборов70.
6 июля в Каунасе и 7 июля в Вильнюсе были организованы демонстрации и митинги, положившие начало избирательной кампании (см. док. № 222). На них оглашалась «Платформа Союза трудового народа» и «утверждались» выдвинутые этим союзом кандидаты в депутаты Сейма от Каунасского и Вильнюсского округов. На митинге в Вильнюсе выдвигался лозунг «Да здравствует 13-я советская республика», «Да здравствует товарищ Сталин» и т.д. В нем приняли участие до 80 тысяч человек, в том числе около 3 тысяч солдат. По решениям Политбюро ЦК ВКП(б) были организованы регулярные радиопередачи на литовском, латышском и эстонском языках, в страны Балтии направили концертные бригады, в состав которых включались ведущие артисты оперы, балета, драматических театров, эстрады (см. док. №№ 214, 226).
7 июля Деканозов и Поздняков сообщили Сталину и Молотову по ВЧ о том, что новый Сейм будет состоять из 79 членов (1 кандидат от 3500 человек). «По предварительному списку, составленному Компартией, состав Сейма примерно будет следующим: коммунистов до 40, комсомольцев 5, беспартийных 35–38, рабочих от станка 13–15, крестьян 23–25, солдат 4, интеллигентов 2, служащих 18, женщин 8, литовцев 65, евреев 5, русских 2, поляков 5, латышей 2» (см. док. № 221).
Выборы должны были пройти по советскому образцу – список кандидатов в депутаты готовился Компартией, население «выбирало» одного из одного. При этом список кандидатов в депутаты согласовывался не столько с руководством своей страны, сколько с кремлевским уполномоченным и советским полпредом.
Германский МИД не сомневался в том, что «новые выборы в Каунасе, Риге, Ревеле назначены все на 14–15 июля явно по указанию из Москвы. В участвующих странах было общее мнение, что вновь избранные парламенты должны провести присоединение к Советскому Союзу»71. Цехлин высказал Креве-Мицкевичюсу свою озабоченность, не будут ли применяться репрессии к лицам, которые не примут участие в голосовании. Министр заверил его, что никто за неучастие в выборах наказан не будет, но отклонил его предложение публично объявить об этом (см. док. № 230).
Выборы, как и было намечено, прошли 14–15 июля72 в обстановке массированного давления на избирателей. В них, по официальным данным, приняло участие в Литве 1 375 349 избирателей, то есть 99, 19% всех имевших право избирать граждан. Их организаторы «обеспечили» победу «Союзу трудового народа» (99% от участвовавших в выборах)73.
Сразу после выборов кремлевские кукловоды приступили к подготовке предстоявшего заседания Сейма (см. док. № 236). Собрания, организованные Компартией, принимали резолюции с требованием ввести в Литве сталинскую конституцию и присоединиться к СССР. «За истекшие два дня Компартией и профсоюзами проведена большая работа по созданию в Каунасе Советов рабочих депутатов... 20 июля, накануне заседания Сейма, состоится первое объединенное заседание всех четырех Советов, на котором будет принята резолюция с требованием введения советской власти, сталинской конституции и присоединения к Советскому Союзу», – писал Поздняков в НКИД. 17–18 июля на митингах были выдвинуты инспирированные Москвой требования о вступлении их страны в СССР.
21 июля парламенты Литвы, Латвии и Эстонии огласили декларации о государственной власти, которая отныне принадлежала Советам депутатов трудящихся, и о вступлении в СССР (см. док. № 239). Их тексты были единообразны и в ряде мест почти дословно повторяли друг друга. Видимо, это было результатом совещания, проведенного Ждановым с Деканозовым и Вышинским 17 июля в Таллинне.
Многие литовские дипломаты, прежде всего Шкирпа, заявили протесты против решений Сейма, избранного под давлением иностранного государства и не имеющего права выражать действительную волю литовского народа. Они объявляли эти решения незаконными и необязательными для своего народа, государства и их лично как законных представителей литовского государства (см. док. № 243). В ряде стран литовские, латвийские и эстонские полпредства продолжили свою деятельность и после того, как три республики вошли в состав СССР и им было предписано передать свои полномочия советским полпредствам.
Принятые Сеймом решения вызвали негативную реакцию и в определенных кругах литовской армии. Один из полков, расквартированных вблизи советской границы в Ново-Свенцянах, отказался одобрить решения Сейма и предпринял попытку уйти в Германию. «Нами было предложено командованию литовской армии ликвидировать контрреволюционный очаг в полку», – передал в НКИД Поздняков (см. док. № 251). В ночь на 24 июля там были произведены аресты, а сам полк расформирован.
США были первым и единственным государством, которое еще 23 июля в заявлении и.о. государственного секретаря Самнера Уэллеса осудило ликвидацию Советским Союзом независимости и территориальной целостности трех Балтийских республик74. Великобритания и большинство других стран не выразили решительного протеста против вхождения стран Балтии в СССР и даже были готовы при определенных условиях признать их де-факто75. Тем не менее, де-юре они так и не признали якобы «добровольное вступление» в СССР Литвы, Латвии и Эстонии.
Параллельно с политическими проблемами, под диктовку Деканозова и Позднякова, решались и кадровые, и экономические вопросы. Так, 12 июля по предложению советского эмиссара литовское правительство приняло решение продать Госбанку СССР золото, находящееся в заграничных банках (см. док. № 227). Когда же 15 июля в США были заморожены золотые запасы Литвы, из Москвы в Каунас был передан проект ноты, которую литовскому МИДу «рекомендовалось» направить США (см. док. №№ 237, 238).
12 июля правительство Палецкиса, заслушав сообщение Креве-Мицкевичюса и Мечисловаса Гедвиласа об их поездке в Вильнюс, приняло решение обратиться к советскому правительству за содействием в налаживании работы вильнюсской промышленности путем присылки опытных хозяйственных руководителей. Примечательно, что в предшествовавшем этому решению разговоре с Деканозовым Креве-Мицкевичюс ухватился за идею приглашения представителей советских наркоматов для ознакомления с состоянием и работой литовских предприятий и оказания им практической помощи. «Можно было бы поставить вопрос шире, – передавал по ВЧ Сталину и Молотову Деканозов, – о посылке сюда различных групп работников по разным отраслям государственного аппарата, чтобы тем самым подготовить вопросы практического осуществления связи с нашими организациями по линии товарооборота, финансов, промышленности и прочее. Креве же поставил передо мною вопрос об усилении аппарата политической полиции, особенно в Вильнюс, нашими людьми, и вообще он склонен уже теперь пускать наших людей во все отрасли государственного аппарата. Конечно, Палецкис и кабинет в целом тоже охотно будут за это предложение. Не менее важной является помощь партийному аппарату» (см. док. № 228).
Еще до вхождения Литвы в состав СССР и советская, и германская стороны приступили к решению ряда связанных с этой перспективой проблем. 13 июля Молотов, подтвердив «формальные права Германии на территорию Литвы, о которой сделана оговорка в Протоколе от 28 сентября 1939 г.», выразил свое и Сталина желание пересмотреть этот вопрос (см. док. № 229). Германскому правительству предлагалось обсудить «возможность отказаться от этого небольшого куска территории Литвы». При этом Молотов, подчеркнул, что для немецкого населения, как во всей Литве, так и на этой территории, будет обеспечена возможность переселения в Германию. Согласие на переговоры по этому пункту германская сторона дала уже после официального «вхождения» Литвы в СССР – 7 августа. В результате длительных переговоров советская сторона согласилась заплатить за уступаемый СССР кусок литовской территории 7 500 тыс. золотых долларов. Это было оформлено в секретном протоколе, подписанном 10 января 1941 г.76 К 24 мая 1941 г. СССР уже расплатился за уступленную ему территорию поставками цветных металлов и золота.
Не дожидаясь оформления вступления трех стран Балтии в СССР, Политбюро ЦК ВКП(б) 24 июля приняло решение о национализации банков и крупной промышленности в этих республиках (см. док. №№ 241, 242, 245). В их число включались предприятия с более чем 20 рабочими, а также «особо важные». Правительственные комиссары должны были взять под свой контроль все банки и кредитные учреждения; выдача наличности ограничивалась мизерной суммой, да и то лишь с разрешения комиссара.
Германская же сторона на первое место выдвигала вопрос о соблюдении в Литве своих экономических интересов (см. док. №№ 235, 246, 250, 254), а также политических и имущественных прав лиц немецкой национальности77. Она, в частности, ходатайствовала об отказе от национализации германских банков, предприятий, зданий, имущества немцев и т.д.78
27 июля, вечером, Сталин лично дал по телефону указание Позднякову «впредь до особого распоряжения приостановить в отношении немцев, как германского, так и литовского подданства, применение закона о национализации банков и крупных предприятий» (см. док. № 250). Через 45 минут ему было передано по ВЧ постановление «инстанций» с ответом Литовского правительства германской миссии в Каунасе. После этого к телефону вновь подошел Сталин. Он предложил мотивировать эту рекомендацию литовцам двумя соображениями: «1) Раз немцы хотят переселяться в Германию, то не в наших интересах этому препятствовать. 2) В свое время немцы репатриировались из Латвии и Эстонии со всем принадлежащим им имуществом. Необходимо признать эту основу репатриации неизбежной для Литвы. Исключения невозможны»79. Молотов, в свою очередь, неоднократно заверял германскую сторону, что интересам и Германии, и немецкого населения ничто не угрожает80.
В связи с предстоявшим выездом в Москву на сессию Верховного Совета СССР литовской делегации, в Совете министров Литвы родилась идея о желательности присоединить к территории Литовской ССР двух районов с литовским населением, которые входили в состав БССР – Швенчёнис и Ашмяна. Зная, что Палецкис и другие делегаты будут говорить об этом вопросе в Москве, Поздняков 29 июля сообщил Молотову, что «после решения о принятии Литовской республики в состав СССР можно было бы сказать членам полномочной делегации Литвы, что их пожелания будут учтены при рассмотрении вопроса об административном устройстве Литовской Республики»81.
Просьбу делегации Сейма Литвы в Москве уважили. Если первоначальный проект закона от 26 июля содержал стандартный и для Литвы, и для Латвии, и для Эстонии текст, то в принятом 3 августа Верховным Советом СССР законе «о принятии в СССР Литовской Советской Социалистической Республики» появились два новых пункта. В них указывалось: «2. Принять предложение Верховного Совета Белорусской ССР о передаче в состав Союзной Литовской Советской Социалистической Республики Свенцянского района и части территории с преобладанием литовского населения Островецкого, Вороновского, Радунского, Поречского и Годутниковского района Белорусской ССР. 3. Просить Верховный Совет Белорусской Советской Социалистической Республики представить на рассмотрение Верховного Совета СССР проект установления точной границы между Белорусской Советской Социалистической Республикой и Союзной Литовской Советской Социалистической Республикой». Проект новой редакции закона был направлен по поручению Андреева, Жданова и Маленкова секретарем Президиума Верховного Совета Александром Горкиным Молотову 3 августа, то есть в день его принятия82.
Таким образом, то, о чем просило Литовское правительство еще в октябре 1939 г., но было решительно отвергнуто в Москве, с легкостью удалось реализовать в августе 1940 г.
7 августа Молотов информировал все советские посольства и консульства о прекращении деятельности дипломатических представительств Литвы, Латвии и Эстонии. Подчеркивалось, что их функции отныне переходили к посольствам СССР, как и здания, архивы, имущество и т.д.
11 августа ноты НКИД были направлены аккредитованным в Москве иностранным посольствам и миссиям «в связи с «вхождением» Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР»83. С конца августа стали закрываться посольства и миссии иностранных государств в прибалтийских республиках. Процесс аннексии трех ранее независимых государств Балтии был завершен.
АРХЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Первый том двухтомника «СССР и Литва в годы второй мировой войны» – «СССР и Литовская Республика (март 1939 – август 1940 гг.)» подготовлен историками Литвы и России на основе тщательного изучения архивов этих стран, отбора для публикации наиболее значимых документов и широкого использования при комментировании всего выявленного материала.
Из российских архивохранилищ особое внимание было уделено Архиву внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), Российскому государственному архиву социально-политической истории (РГАСПИ), а также Российскому государственному военному архиву (РГВА).
В АВП РФ были изучены фонды секретариата НКИД СССР (ф. 06), референтуры по странам Балтии (ф. 0151, 151), полпредства в Литве (ф. 211) и др. При этом были отобраны для публикации многие ранее не публиковавшиеся беседы наркома иностранных дел В.М. Молотова и его заместителей с литовскими государственными деятелями, с посланником Литвы в Москве Л. Наткевичюсом, германским послом в СССР Ф. Шуленбургом и др.; донесения полпреда и других работников советского полпредства в Литве в НКИД, их переписка с НКИД, многочисленные справки, записи выступлений, материалы печати и т.д.
В то же время в сборник вошли и ранее опубликованные в изданиях «Документы внешней политики» (тт. ХХII и ХХIII) и «Полпреды сообщают…» материалы, в первую очередь договора, соглашения, шифропереписка (последняя в настоящее время исследователям не выдается), записи переговоров и др. материалы первостепенного значения. Тем не менее приоритет при отборе отдавался ранее не публиковавшимся материалам, которых в томе подавляющее большинство.
В РГАСПИ был тщательно изучен фонд ЦК ВКП(б) (ф. 17), прежде всего решения Политбюро ЦК ВКП(б), включая «особые папки», а также подготовительные к ним материалы, инициативные документы, постановления Оргбюро ЦК ВКП(б), материалы технического секретариата, управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), ЦК Компартии Литвы и др. Большой интерес представляют и материалы личных фондов И.В. Сталина (ф. 558) и В.М. Молотова (ф. 82), переданные в РГАСПИ из Архива Президента РФ. Впервые в сборнике будут представлены материалы фонда уполномоченного ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в Литве, раскрывающие все перипетии, связанные с аннексией Литвы Советским Союзом летом 1940 г. и начавшейся с середины июня 1940 г. ее советизацией. Изучались и материалы Коминтерна (ф. 495), позволяющие понять, как Кремль использовал эту организацию для решения своих политических целей.
В РГВА были выявлены документы, связанные с военными приготовлениями к захвату Литвы, с вводом и обустройством 16-го особого стрелкового корпуса в октябре-ноябре 1939 г. и вступлением новых крупных контингентов – 3-й и 11-й армий, начиная с 15 июня 1940 г. в Литву. Представляют значительный интерес и материалы, связанные с подготовкой лагерей НКВД СССР для приема военнослужащих стран Балтии.
Широко использованы в томе и фонды Центрального государственного архива Литвы (ЦГАЛ). В первую очередь в ЦГАЛ были изучены фонды Министерства иностранных дел Литвы (383), Посольства Литвы в Лондоне (648), Посольства Литвы в Вашингтоне (565), Совета Министров Литвы (923), Министерства охраны края Литвы (384), Департамента госбезопасности Литвы (402), Начальника г. Каунаса и Каунасского уезда (378). Исследовались и материалы Особого архива Литвы – фонд Компартии Литвы (3377). Кроме того, в сборник вошли и некоторые документы из уже ранее опубликованного издания „Lietuvos okupacija ir aneksija 1939/1940. Dokumentш rinkinys» (Оккупация и аннексия Литвы, 1939–1940. Сборник документов).
Вместе с тем нужно отметить, что составителям сборника не удалось найти некоторые важные документы. Например, не был обнаружен российский вариант записей советско–литовских переговоров о заключении договора от 10 октября 1939 г. В результате в сборник помещена только уже известная научной общественности литовская версия.
Кроме того, не удалось выявить российский вариант документов о переговорах министров иностранных дел Молотова и Креве-Мицкевичюса в Москве от 3 июля 1940 г. Есть только воспоминания Креве-Мицкевичюса об этих переговорах, которые уже не раз публиковались. составители сборника сочли целесообразным включить в приложение к сборнику отрывок из менее известных широкому читателю воспоминаний народного комиссара финансов ЛССР Юозаса Вайшнораса, касающихся этих переговоров.
* * *
Как правило, документы публикуются полностью. В отдельных случаях в них опущена часть текста, не относящаяся к теме издания. Опущения отмечены троеточиями в квадратных скобках.
Документы расположены в хронологическом порядке. Документы за одно и то же число идут в порядке последовательности их составления, когда это невозможно установить – по значимости для раскрытия темы. В случае отсутствия даты на документе, составители устанавливали приблизительное время его составления по его тексту, делопроизводственным номерам, пометам и т.д. («не ранее такого-то числа», «не позднее такого-то числа», «начало такого-то месяца» и т.д.). Обоснование этой датировки приводится в текстуальном примечании. Документы датируются временем написания, приказы – временем подписания.
Каждый публикуемый документ снабжен порядковым номером, редакционным заголовком и легендой.
Заголовки составлены редакцией; в случаях, когда берется заголовок документа, он дается в кавычках. Заголовок состоит из следующих элементов, расположенных в определенном порядке: год, месяц, число, место написания, разновидность, автор, адресат, краткое содержание. При первом упоминании автора или адресата в заголовке указывается также его должность, ранг, звание, в последующем только фамилия и инициалы.
При публикации сохраняется формуляр документа, включая обращение к адресату, грифы секретности, срочности исполнения, расчет рассылки и т.д. В конце документа (после подписи автора и делопроизводственного номера) перед легендой приводятся резолюции, пометы, штампы регистрации, печати с указанием их расположения на листе).
Текст самого документа публикуется с сохранением всех стилистических особенностей, но в соответствии с правилами современной орфографии. Орфографические ошибки и описки исправляются без оговорок. Пропущенные в тексте и восстановленные по смыслу слова или части слова заключаются в квадратные скобки. Имена и географические названия воспроизводятся по оригиналу. Искаженные фамилии, стилистические и другие погрешности сохраняются и оговариваются в текстуальных примечаниях («Так в тексте. Правильно: …»). Документы, оригиналы которых написаны на литовском языке и ранее на этом языке не публиковались, воспроизводятся и на литовском, и в переводе на русский язык. Вставки на отличном от основного языка документа публикуются на языке вставки с переводом в подстрочном примечании. При наличии рукописной подписи указывается: [подпись] и далее фамилия подписавшего.
Авторские исправления, вставки отдельных слов и предложений, зачеркивания текста ограничиваются с двух сторон одинаковыми буквами и оговариваются в текстуальных примечаниях. Не авторские исправления, вставки и предложения не вносятся в текст и воспроизводятся в текстуальных примечаниях с указанием, кем они сделаны. Авторские подчеркивания выделяются в тексте документа, не авторские – отмечаются в подстрочных примечаниях.
В легенде указываются поисковые данные (архивный шифр или название периодического издания, подлинность (автограф, подлинник, копия, зав. копия, отпуск, то есть копия, напечатанная на пишущей машинке под копирку с подлинником), средство передачи (рукопись, машинопись), язык, наличие бланка, был ли и где опубликован документ.
Научно-справочный аппарат представлен вводной научной статьей, археографическим предисловием, списком сокращений, смысловыми комментариями, списком публикуемых документов, развернутым именным указателем с краткими биографическими данными на лиц, фигурирующих в документах и комментариях.
Выявление и отбор документов в российских архивах проведен ведущим научным сотрудником Института всеобщей истории РАН доктором хаб. Наталией Лебедевой, в архивах Литвы – сотрудниками Института истории Литвы профессорами Алгимантасом Каспаравичюсом и Чесловасом Лауринавичюсом. Вводная статья подготовлена Н.С. Лебедевой, Археографическое предисловие, комментарии к документам и развернутый указатель имен подготовлены Н.С. Лебедевой, А. Каспаравичюсом и Ч. Лауринавичюсом. Археографическая обработка документов проведена Н.С. Лебедевой, А. Каспаравичюсом, Ч. Лауринавичюсом.
Составители тома выражают сердечную благодарность руководству и сотрудникам АВП РФ, РГАСПИ, РГВА, ЦГАЛ, оказавшим им содействие в подготовке данного тома. Особую благодарность составители выражают Л.А. Роговой, Н.А. Тарховой, а также сотрудникам ИВИ РАН Б.Т. Кабанову, О.В. Заиченко.
1 Documents of British Foreign Policy 1919–1939 (далее: DBFP). Third series. Vol. 5. P. 206.
2 Документы внешней политики (далее: ДВП). Т. ХХII. Кн. 1. М., 1992. С. 283–285.
3 Это заявление было сделано британским министром иностранных дел польскому послу в Лондоне. Н. Чемберлен, со своей стороны, 28 марта указал: «Должен признаться, что я совершенно не доверяю России. Я не верю, что она сможет вести эффективные наступательные действия, даже если захочет... Более того, ее ненавидят и относятся к ней с подозрением многие маленькие государства, особенно Польша, Румыния и Финляндия» (Ширер У. Взлет и падение третьего рейха. Т. 1. М., 1991. С. 495).
4 Архив внешней политики Российской Федерации (далее: АВП РФ). Ф. 0151. Оп. 30. П. 56. Д. 2. Л. 27–28.
5 ДВП. Т. ХХII. Кн. 1. С. 531–532 В соответствии с донесением Н.Г. Позднякова В.М. Молотову от 27 августа, понятие «косвенной агрессии» встречалось в местной печати лишь в порядке перепечатки иностранных сообщений. «Самостоятельных выступлений по этому вопросу не было. В частных беседах нами этот вопрос не выпячивался, а литовцами не поднимался»,– писал полпред (АВП РФ, Ф. 0151 Оп. 30. П. 56. Д. 2. Л. 37).
6 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 12. Д. 126. Т. 1. Л. 15.
7 Там же. Л. 16–17.
8 ДВП. Т. ХХII. Кн. 1. С. 588–589.
9 См.: Случ С.З. Германия и СССР в 1918–1939 гг.// Россия и Германия в годы войны и мира (1941–1995). М., 1995. С. 79.
10 Год кризиса. 1938–1939: Документы и материалы, в 2-х т. М., 1990, Т. 2. С. 185. См. подробнее: Лебедева Н.С. Четвертый раздел Польши и катынская трагедия //Другая война 1939–1945. М., 1996. С. 237–295.
11 ДВП. Т. ХХII. Кн. 1. С. 632. 23 августа во время переговоров в Москве германское предложение о разделе Прибалтики на сферы влияния по линии реки Даугава натолкнулось на жесткое советское требование о признании всей Латвии зоной советских интересов. Германская сторона вынуждена была пойти на удовлетворение этого условия.
12 ДВП. Т. ХХII. Кн. 1. С. 647.
13 Там же. С. 670–671.
14 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 12. Д. 126. Л. 5–10; Ф. 0151. Оп. 24. П. 29. Д. 8. Л. 2–16; Ф. 211. Оп. 14. П. 15. Д. 5. Л. 1–13.
15 Там же. Ф. 0151. Оп. 30. П. 56. Д. 2. Л. 33–37; Ф. 211. Оп. 14. П. 15. Д. 5. Л. 12–13; ДВП. Т. XXIII. Кн. 1. М., 1995. С. 488–491.
16 АВП РФ. Ф. 211. Оп. 14. П. 15. Д. 5. Л. 8–13.
17 Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии 1939–1941. М., 1992. С. 215.
18 Там же. С. 216.
19 «Полпреды сообщают...». Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией. Август 1939 – август 1940 гг. М., 1990. С. 29–31.
20 См. подробнее Лебедева Н.С. Катынь: преступление против человечества. М., 1994. С. 9–34.
21 ДВП. Т. ХХII. Кн. 2. С. 96–97.
22 Там же. Л. 48, 50–51.
23 «Полпреды сообщают...». С. 49.
24 ДВП. Т. ХХII. Кн. 2. М., 1992. С. 104–106, 113–114.
25 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 12. Д. 126. Т. 1. Л. 49–50.
26 Сообщение о предстоящих переговорах с Германией вызвало обеспокоенность в Москве, а также среди слоев населения Литвы левой ориентации. 26 сентября ЦК Компартии Литвы выпустил воззвание, в котором говорилось: «Нашему народу грозит гитлеровское иго и гибель нации». ЦК КПЛ призвал создавать повсюду комитеты защиты Литвы, устраивать демонстрации протеста и даже подняться на восстание против Германии и фашистской власти Сметоны – Чернюса («Полпреды сообщают...». С. 58–59).
27 Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 1. М. 1973. С. 389.
28 13–21 сентября проходили советско-эстонские торговые переговоры, в ходе которых министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер высказался о возможности приезда в Москву для подписания договора. Москва поддержала эту идею, намереваясь провести переговоры о политическом пакте. Еще 19 сентября, воспользовавшись инцидентом с исчезновением интернированной в Таллинне польской подводной лодки, на Эстонию начали оказывать жесткий нажим. 24 сентября К. Сельтер прибыл в Москву, где в 21 час начались его переговоры с В.М. Молотовым. От обсуждения экономических вопросов Молотов перешел к проблемам взаимной безопасности и предложил «заключить военный союз или договор о взаимной помощи, который вместе с тем обеспечил бы Советскому Союзу право иметь на территории Эстонии опорные пункты или базы для флота и авиации». Сельтер пытался уклониться от обсуждения договора, ссылаясь на нейтралитет. Однако Молотов заявил что «Советскому Союзу требуется расширение системы своей безопасности, для чего ему необходим выход в Балтийское море. Если Вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется искать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, может быть, более сложные. Прошу Вас, не принуждайте нас применять силу в отношении Эстонии». Вернувшись 25 сентября в Таллинн, Сельтер информировал о советских предложениях германского посланника и пытался заручиться поддержкой Латвии и Финляндии, которые не захотели вмешиваться. Германия же порекомендовала удовлетворить советские требования. Тем временем на границе СССР с Эстонией и Латвией была приведена в боевую готовность мощная военная группировка. В соответствии с директивой наркома обороны № 043 по Ленинградскому военному округу, которому была придана 14 сентября 7-я армия, было приказано немедленно приступить к сосредоточению сил на эстонско-латвийской границе, закончив его к 29 сентября. Между Финским заливом и Чудским озером развертывался отдельный Кенгисепский стрелковый корпус, южнее Псковского озера – 8-я армия. Группировке была поставлена задача «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». В случае выступления латвийских воинских частей на помощь эстонской армии 7-я армия должна была наступать на Ригу. Балтийский флот получил задачу уничтожить флот противника и нанести удар по его морским базам, содействуя наступлению сухопутных сил. Оказавшись перед дилеммой – договор или война, эстонское руководство сделало выбор в пользу соглашения. 27 сентября эстонская делегация вновь выехала в Москву. После изнурительных двухдневных переговоров поздно вечером 28 сентября договор был подписан, как и соглашение о торговом обороте (См. подробнее: От пакта Молотова – Риббентропа до договора о базах. Документы и материалы. Таллинн, 1990. С. 130–213; Варес П., Осипова О. Похищение Европы или Балтийский вопрос в международных отношениях XX века. Таллинн, 1992. С. 98–158; На чаше весов. Эстония и СССР. 1940 год и его последствия. Сост. П. Варес и О. Журьяри. Таллинн, 1999. С. 10–104).
29 Латвийское руководство, информированное о методах давления на Эстонию, также вынуждено было согласиться на советские требования. В ходе переговоров 2–5 октября в Кремле министра иностранных дел Вильхельмса Мунтерса со Сталиным и Молотовым был согласован текст договора, предусматривавшего ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск. 18 октября было подписано советско-латвийское торговое соглашение. Как и в случае с Эстонией, была проведена подготовка к мощному военному удару на случай отказа латвийской стороны принять советские требования. 1 октября начальник Генштаба РККА распорядился перегруппировать основную часть войск 8-й армии к югу от реки Кудеб на границу с Латвией.
30 «Полпреды сообщают...». С. 151–152.
31 Там же. С. 159.
32 О желательности скорейшей передачи Вильнюса и края Ю. Урбшис говорил Н.Г. Позднякову практически на каждой встрече – 18, 19, 21 октября и т.д. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 12. Д. 126. Т. 1. Л. 70–73). Л. Наткевичюс при встрече с В.П. Потемкиным 17 октября заявил ему, что сообщения некоторых литовских газет о предстоящем в ближайшие дни занятии Вильнюса литовскими войсками не отражает намерения литовского правительства. Оно понимает, что передача Вильнюса должна произойти в организованном порядке и в согласовании с советским военным командованием. Потемкин ответил посланнику, что передача города будет произведена организованно, и при наличии в нем значительных советских военных сил эвакуация потребует времени (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 12. Д. 127. Л. 16).
33 ДВП. Т. ХХII. Кн. 2. С. 203–204.
34 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 12. Д. 126. Т. 1. Л. 80–83.
35 Там же. Д. 126. Л. 84–86; Д. 127. Л. 35–36.
36 26 ноября был подписан Протокол совещания по урегулированию хозяйственно-правовых вопросов, связанных с вводом советских войск в Эстонию, Латвию и Литву, 16 мая – Советско-литовское соглашение о разрешении пограничных инцидентов («Полпреды сообщают...». С. 173–174, 325). 28 февраля 1940 г. СНК СССР принял постановление «О мероприятиях, связанных с размещением Советских вооруженных сил на территории Эстонии, Латвии и Литвы».
37 АВП РФ. Ф. 0151. Оп. 22. П. 23. Д. 3. Л. 7–9; Д. 1. Л. 20; Д. 4. Л. 10–13.
38 Там же. Ф. 012. Оп. 2. П. 21. Д. 215. Л. 15–17.
39 Там же. Ф. 151. Оп. 31. П. 57. Д. 1. Л. 12–13.
40 Там же. Ф. 0151. Оп. 22. П. 23. Д. 2. Л. 66. Точка в этом вопросе была поставлена Молотовым в разговоре с Наткевичюсом 16 марта 1940 г. Когда посланник в очередной раз попросил положительно решить вопрос о возвращении паровозов, вагонов и другого имущества, нарком ответил, что не считает правильным ставить вопрос о трофеях, ибо если производить расчеты, то с литовцев потребуется больше за взятие Красной Армией Вильнюса. «Но ведь мы ваши союзники», – возразил посланник. «А у союзников и должны быть взаимные расчеты. А если принимать этот принцип, то с Литвы придется куда больше, чем то что взято в качестве трофеев Красной Армией в г. Вильно», – отпарировал Молотов. В заключение обсуждения этой темы он высказал «пожелание» покончить с этим вопросом (ДВП. Т. ХХIII. Кн. 1. С. 150).
41 АВП РФ. Ф. 012. Оп. 2. П. 8. Д. 86. Л. 130–134.
42 Там же. Ф. 151. Оп. 23. П. 25. Д. 2. Л. 32.
43 См. подробнее: Катынь. Март 1940 г. – сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы. Отв. составитель Н.С. Лебедева. М., 2001.
44 ДВП. Т. ХХIII. Кн. 1. С. 149–150.
45 Там же. С. 68, 92.
46 Численность армий трех стран Балтии, по советским данным, составляла 73 тысячи человек, 1 200 орудий, 147 танков и бронемашин, 292 самолета. Российский государственный архив социально-политической истории (далее: РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 121. Д. 54. Л. 22–23).
47 Российский государственный военный архив (далее: РГВА). Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 236–237.
48 АВП РФ. Ф. 151. Оп. 31. П. 57. Д. 1. Л. 1–4.
49 Там же. Л. 5–11.
50 АВП РФ. Ф. 0151. Оп. 31. П. 57. Д. 1. Л. 89–90. Характерно, что 7 июня в ходе переговоров В.М. Молотова с А. Меркисом эта карикатура была предъявлена как одно из доказательств нелояльности литовской стороны к СССР (см. док. № 167).
51 «Полпреды сообщают...». С. 330–331.
52 АВП РФ. Ф. 012. Оп. 2. П. 8. Д. 87. Л. 46.
53 Там же. Ф. 151. Оп. 24. П. 29. Д. 8. Л. 32–33.
54 Там же. Ф. 06. Оп. 2. П. 17. Д. 155. Л. 194. По сведениям разведывательного управления Красной Армии, полученным 3 июня, опубликование сообщения ТАСС о литовском конфликте вызвало серьезное беспокойство в германском посольстве в Москве. Там пришли к выводу, что предстоит оккупация балтийских стран советскими войсками. При этом советник посольства Густав Хильгер высказал мнение, что немцы не будут иметь ничего против этого (1941 год. В 2-х книгах. Кн. 1. С. 23).
55 «Полпреды сообщают...». С. 338–339.
56 РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 552. Л. 1–2, 17–18. См. также Еременко А.И. Год 1940-й; Каунас встретил нас цветами // Военно-исторический журнал. 1994. № 3. С. 39–40.
57 РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 552. Л. 1–8. Для обеспечения действий авиадесанта были созданы авиабазы в районе Пуховичи, Минска, Лиды и Гродно. С них должны были также доставляться горючее, боеприпасы, продовольствие, медикаменты, осуществляться эвакуация раненых. К исходу 13 июня 1940 г. 214-я воздушно-десантная бригада была перебазирована на оперативный аэродром Палестина. Для встречи на место намечавшейся выброски десанта в районе железной дороги Гайжуны 13 июня была выброшена парашютная группа в 7 человек.
58 Германский посол Э. Цехлин 15 мая сообщал, что литовский кабинет после 8-часового совещания решил принять ультиматум. Кабинет подал в отставку. Формирование нового кабинета доверено С. Раштикису, который предложил советскому правительству принять его в Москве для обсуждения пунктов 2-го и 3-го советских требований. Возможна отставка президента, так как он считает, что неугоден Советскому Союзу. На следующий день Цехлин писал: «Президент и генерал Мустейкис бежали. Значительная по численности русская оккупация Литвы, начавшаяся вчера во второй половине дня, проходит и далее без инцидентов. Политические коммунистические заключенные освобождены. Русские требуют чисто коммунистического правительства в Литве. Жизнь в Ковно нормальная... Повилайтис арестован... Отношения могут в корне измениться» (АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 10–12).
59 См. Донгаров А.Г., Песков Г.Н. СССР и страны Прибалтики (август 1939 – август 1940) // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 43–47.
60 26 июня К. Шкирпа в меморандуме министру и генеральному секретарю МИД Литвы писал, что уже несколько недель англичане прилагают усилия для сближения с Советской Россией. Он указывал, что, по некоторым сведениям, англичане сделали Советам большие уступки за счет Польши, Прибалтики и Румынии. «Цель всего этого – разобщить Советскую Россию с Германией… Англия хотела бы облегчить свое положение: сцепив Советскую Россию в войне с Германией и направив всю германскую военную машину на Восток, самой Англии заключить мир с Германией... Не ясно, как на указанную английскую комбинацию смотрит сама Советская Россия: поддастся ли она на английскую удочку и видит ли она интерес пуститься на такую комбинацию с Англией». В то же время он предупреждал, что Германия подспудно готовится к войне против СССР и отнюдь не равнодушна к прибалтийской проблеме (РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 4. Л. 8, 34–36).
61 1941 год. Кн. 1. С. 44–45.
62 АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 41–42.
63 РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 8. Л. 18 (Донесение В.Г. Деканозова В.М. Молотову от 10 июля 1940 г.)
64 См. подробнее: Катынь 1940–2000. С. 195–199, 219–227.
65 АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 34–36. Донесение в Берлин от 26 июня 1940 г.
66 РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 8. Л. 3–4. На границе существовал довольно свободный режим ее пересечения для большой категории граждан. В.Г. Деканозов же добивался сокращения их числа до 100–120 человек, с чем не соглашался Берлин.
67 АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 44.
68 21 июня Э. Цехлин писал в Берлин, что присланные в Прибалтику из Москвы высокопоставленные лица призваны не только сформировать правительства. «Очевидно, цель его (Деканозова – Ред.) пребывания здесь – общее преобразование устройства страны. Сколь далеко и глубоко зайдет это преобразование, сегодня сказать трудно, но все указывает на то, что Советский Союз пойдет быстрыми темпами. Новообразованное правительство Палецкиса в этих условиях можно назвать, пожалуй, только марионеточным, и оно имеет все черты переходного правительства, правительства Керенского. В нем нет настоящего коммуниста. Оно состоит большей частью из политически неопытных, порой несколько экстравагантных литераторов, и несколько мелких, дружественно настроенных к Советам чиновников, не имеющих для своих постов никаких других качеств, кроме леворадикального настроя и достаточно дружественного отношения к Советам. Уже сегодня стало ясно, что властители будут сидеть в другом месте. Это особенно видно по назначению некоего Снечкуса директором департамента государственной обороны (правильно: безопасности – Ред.) в качестве преемника Повилайтиса... Сегодня уже говорят, что предстоят аресты 300–400 литовских политиков... и членов союза таутининков... Сегодня утром в город официально вошли войска ГПУ... Здесь нет никого, кто сегодня верит, что полное поглощение прибалтийских государств (даже в форме автономных советских республик, которые наряду со своей культурной автономией сохранят, может быть, на некоторое время и определенную экономическую самостоятельность) заставит себя долго ждать... Численность введенных войск составит... около 100 000 человек. В Ковно для размещения войск и штабов реквизировано множество государственных зданий, зданий корпораций, школ, даже частных квартир. Совершенно очевидно, что такая внушительная демонстрация силы не может проводиться только с целью оккупации Литвы. С учетом всей политической обстановки становится ясно, что Советский Союз направляет сюда такое огромное количество войск из недоверия к Германии с чисто оборонительными целями» (АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 118–122).
69 До карандашной правки машинописный текст звучал так: «В настоящий момент мы заняты разработкой закона о выборах, составлением платформы группы «Трудового союза», подбором людей в Избирательные комиссии и всей суммой оргвопросов».
70 «Полпреды сообщают...». С. 453–455.
71 АВП РФ. Ф. 836/5. Оп. 1. Д. 1. Л. 7–8 (Телеграмма Э. Вёрманна из Берлина в Москву и германским миссиям в трех странах Балтии от 9 июля).
72 См. телефонограмму Деканозова и Позднякова Сталину и Молотову: РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 151. Л. 8.
73 «Полпреды сообщают...». С. 473.
74 См. подробнее: Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 200–206.
75 См. ДВП. Т. ХХIII. Кн. 1. С. 702–706. В обмен на благожелательный нейтралитет СССР и подписание торгового соглашения с Великобританией ее правительство брало на себя ряд обязательств, в том числе «признать... de facto власть Советского Союза в Эстонии, Латвии, Литве, Бессарабии, Северной Буковине и тех частях Польского государства, которые теперь находятся под Советским главенством». Там же. С. 705.
76 ADAP. Serie D. Bd. XI. S. 889–890.
77 15 июля Цехлин по поручению германского правительства сделал Креве-Мицкевичюсу заявление, в котором выражалась надежда на то, что события последнего времени ни в коем случае не нанесут ущерб большим экономическим интересам германской империи в Литве. «Поэтому мы, безусловно, ожидаем, что как бы не развивалась политическая и экономическая структура в Литве, наши экономические интересы в Литве остаются в полной своей сохранности. Мы должны иметь гарантию того, что имущество германских граждан и граждан германской национальности останутся нетронутыми, что мы нашу торговлю с Литвой по меньшей мере сможем сохранить в объеме, предусмотренном в последнем торговом договоре...», – говорилось в его заявлении. (РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 4. Л. 55). Аналогичные пожелания были изложены в меморандумах Шуленбурга от 17 и 31 июля правительству и НКИД СССР. Шуленбург считал наилучшим выходом из положения признание Правительством СССР экономических договоров с прибалтийскими государствами и взятие им на себя обязательства по их выполнению (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 15. Д. 156. Л. 45).
78 РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 8. Л. 88. Меморандум литовского МИД о беседе с Э. Цехлиным от 29 июля 1940 г.
79 В этом постановлении Н.Г. Позднякову предлагалось «посоветовать» П. Гловацкасу дать Э.Цехлину следующий ответ: «Ввиду предстоящего переселения немцев из Литвы в Германию Литовское правительство считает возможным сделать исключение для немцев и приостановить действие закона о национализации банков и предприятий, домов, земельных участков, принадлежащих немцам, с тем, чтобы все имущественные вопросы, касающиеся немцев, переселяющихся в Германию, были урегулированы в переговорах между Москвой и Берлином» (РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 6. Л. 21).
80 ДВП. Т. ХХIII. Кн. 1. С. 461–462.
81 РГАСПИ. Ф. 597. Оп. 3. Д. 8. Л. 64.
82 Там же. Ф. 82. Оп. 2. Д. 388. Л. 38–40.
83 «Полпреды сообщают…». С. 501–502.
Н. С. Лебедева
[СССР и Литва в годы Второй мировой войны. Т. 1]
© Институт истории Литвы, 5 июня 2006 г.
Prisijungti
Registruotis
DUK
Ieškoti
Dalyvių sąrašas
