Pagrindinis diskusijų puslapis

Nacionalistas - Tautininkas - Patriotas - Žygeivis - Laisvės karys (Kalba - Istorija - Tauta - Valstybė)

"Diskusijų forumas" ir "Enciklopedija" (elektroninė virtuali duomenų bazė)
Pagrindinis diskusijų puslapis
Dabar yra 27 Bal 2024 17:51

Visos datos yra UTC + 2 valandos [ DST ]




Naujos temos kūrimas Atsakyti į temą  [ 3 pranešimai(ų) ] 
Autorius Žinutė
StandartinėParašytas: 29 Kov 2009 14:17 
Atsijungęs
Svetainės tvarkdarys
Vartotojo avataras

Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27103
Miestas: Ignalina
Война и миф. "Нет и не было войн справедливых" (I)


Андрей Пуговкин, специально для "Ингрии инфо"
27 марта 2009 г. 12:57
http://ru.delfi.lt/opinions/comments/ar ... d=21203601

    Автор статьи принадлежит к поколению, чьи родители в полной мере прошли через тяготы Второй мировой войны, а их близкие почти все погибли на фронте или во время ленинградской блокады. Естественно, что в доме часто вспоминали о войне. Довольно рано я заметил, что рассказы участников событий сильно отличаются от того, говорится в исторических книгах, фильмах и телевизионных передачах.

    Позднее, по прочтении книг, изданных в других странах, открылась еще одна, третья, картина. Три истории противоречили друг другу во всем, кроме оценки преступной природы нацистского режима. Ее не отрицали даже бывшие гитлеровские генералы. Вопреки распространенному в России мнению, итоги II Мировой войны нигде в мире вслух не оспариваются. Если не считать маргинальных неонацистких сайтов в Интернете, на эту тему публично высказывают неудовольствие разве что в Индии и некоторых арабских странах.

    Практически все западные источники согласны в одном: то, что происходило в Европе и на зависимых от нее территориях в 1914 – 1945 годах, было общим несчастьем, тридцатилетним противоестественным отклонением от нормального хода истории. Трагической кульминацией этой катастрофы стала II Мировая война. «Все становилось лучше и лучше. В таком мире я был рожден. Внезапно и неожиданно, в одно утро 1914 года, все пришло к концу» - вспоминал бывший британский премьер-министр Гарольд Макмиллан [сноска: Macmillan at Yale. Reflects on Changes. The New York Times, 23.11.1980 p.51]. О том же писал и первый канцлер ФРГ Конрад Аденауэр: «…до 1914 года на этой земле были мир, покой и безопасность… С 1914 года из жизни людей исчезли и безопасность, и спокойствие» [The West Parker, Cleveland, Ohio, 20. 01. 1966, p. 1].

    Европа бесконечно дорожит столь дорого доставшимся ее народам пониманием того, что высшей абсолютной ценностью является не державное величие и не государственные интересы, а каждая отдельно взятая человеческая жизнь. Единственный способ жить дальше по осмыслению итогов II Мировой войны жителям демократических стран видится в невосприимчивости к оборонному сознанию, имперской идеологии как таковой. Собственно, ради этого возник Европейский Союз. Его появление, наконец, сделало обе мировые войны предметом внимания историков, а не политиков.

     Четверть века назад казалось, что к пониманию того же идет и наша страна. «Человечество начинает осознавать, что оно отвоевалось» - заявил тогда в Вашингтоне Михаил Горбачев. Казалось бы, и у нас интерес к событиям почти семидесятилетней давности должен постепенно смещаться в сторону протокольного возложения венков к памятникам и научных изысканий. Но для этого требуется общественный консенсус по отношению к общему прошлому и будущему. Такое согласие имеется в европейских странах, включая даже Польшу, где война коснулась буквально каждой семьи и оставила воспоминания о себе ничуть не менее тяжелые, чем в России. В нашей стране подобного консенсуса нет. Поэтому события войны у нас являются объектом не только исторических исследований, но и политической публицистики, в которой события и человеческие поступки минувшей исторической эпохи поневоле оцениваются с позиций сегодняшнего дня.

    Те, кто бывает по западную сторону российской границы, видят идеальную сохранность почти никем не посещаемых военных монументов и мемориальных захоронений. В России безобразное состояние таких памятников сочетается с регулярным проведением вокруг них многолюдных экзальтированных мероприятий. Чем дальше уходит война, тем помпезнее и фальшивее становятся церемонии по поводу ее годовщин. Чуть ли не единственное важное связанное с этим государственное дело - принятие пакета законов о повышенном пенсионном обеспечении участников войны, было сделано в первую половину трудных 1990-х. А вот апофеоз юбилейной помпезности и фальши наступил в куда как более благополучные 2000-е. К счастью, среди живых участников событий это нравится далеко не всем.

Записки сержанта


     Вынесенная в подзаголовок цитата заимствована из воспоминаний члена-корреспондента Академии Художеств Н.Никулина. Автор книги, призванный на фронт прямо со школьной скамьи, сразу же оказался в самом пекле кровавых боев на Волховском фронте, возле станции Погостье. Там, примерно в одних и тех же местах, он воевал с конца 1941 по начало 1944 года, а потом с боями дошел до Берлина, получив четыре ранения и несколько боевых орденов.

     Очень редко бывает так, что произведение, изначально не предназначенное автором для печати, приобретает общественную значимость. Фронтовые воспоминания отставного сержанта ранее публиковались лишь отрывками на страницах газет. Тем не менее, 30-летняя самостоятельная жизнь рукописи сделала ее достаточно широко известной. По словам директора музея Михаила Пиотровского «тихий и утонченный профессор выступает как жесткий и жестокий мемуарист. Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать ее больно. Больно потому, что в ней очень неприятная, правда».

     Солдатские воспоминания – нетипичный вид исторической литературы: «Обычно войны затевали те, кому они меньше всего угрожали: феодалы, короли, министры, политики, финансисты и генералы. В тиши кабинетов они строили планы, а потом, когда все заканчивалось, писали воспоминания, прославляя свои доблести и оправдывая неудачи. Большинство военных мемуаров восхваляют саму идею войны и тем самым создают предпосылки для новых военных замыслов. Тот же, кто расплачивается за все, гибнет под пулями, реализуя замыслы генералов, тот, кому война абсолютно не нужна, обычно мемуаров не пишет».

     Большинство новобранцев верило Сталину несопоставимо больше, чем сейчас их сверстники верят руководству России. Они были убеждены в боеспособности армии и профессионализме ее командиров. Что же их ожидало?

     Неподготовленная к войне, потерявшая в предвоенном терроре более 40 тысяч офицеров и генералов, Красная армия расплачивалась тем, чего в России никто никогда не берег: «Солдаты всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме. [...] Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство, и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат».

     Замечено, что самые нелицеприятные воспоминания о войне сохранили те ветераны, у которых, подобно Н.Никулину потом состоялись успешные «гражданские» биографии. Многие из них искренне хотели бы отделаться от призрака войны, которая, как заметил на склоне лет бывший морской пехотинец и известный поэт Григорий Поженян, «и живым, и мертвым надоела». Но для миллионов других наших соотечественников пережитый в юности кровавый кошмар так и остался единственным ярким воспоминанием за всю их безрадостную жизнь.

     Бывший сержант Никулин - человек высокой культуры и художественного вкуса. «Хранитель прекрасного и знаток высоких ценностей – пишет в предисловии Михаил Пиотровский – он особо остро и точно воспринимает ужасы и глупости войны. И рассказывает о них с точки зрения мировой культуры». Эта книга – не о героических подвигах, а о том, как отвратительна любая война. Даже если ее называют Великой Отечественной: «…я обратился к бумаге – пишет автор - чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний».

     Проза Н.Никулина образна, точна и безжалостна: «Война – самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий […] война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства – орудием зла. Нет, и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали – античеловечны». По уровню воздействия на читателя эта книга стоит в ряду с лучшими антивоенными произведениями мировой литературы. Заслуженное место таких книг - в школьных программах и хрестоматиях. Тогда всем станет ясно, что воспитание подрастающего поколения бывает военным, а бывает – патриотическим, но эти слова ни в коем случае не следует писать через дефис.

Нериятная правда


     Политическая эксплуатация военной темы началась далеко не сразу. В 1965 г., после отставки крайне непопулярного в армии Никиты Хрущева, новые правители прагматично решили использовать празднование 20-летия Победы как пропагандистскую патриотическую «подпорку» для самих себя. Известны документы о распределении задач в этой, поначалу заурядной и «проходной», идеологической кампании между аппаратом ВЛКСМ, армейскими политорганами и КГБ.

     Неожиданно для самих функционеров, «проект» получил перспективу на долгие годы. Как точно заметил американский историк, войну, в конце концов, цинично превратили «из национальной травмы в пропагандистский миф о победе социализма над капитализмом, культ со своими святыми, сакральными реликвиями и специальным туризмом». Его составной частью стала осторожная, «ползучая» реабилитация Сталина, преувеличение и преукрашивание его роли в разгроме Германии.

    Отправление подобного культа было бы политически беспроигрышным делом, если бы время от времени не появлялись книги, которые продолжают традиции исторических трудов Михаила Геллера и Александра Некрича, художественной прозы фронтовиков Виктора Астафьева, Василя Быкова, Виктора Некрасова. Их авторы показывают войну тем, чем она была прежде всего – величайшим несчастьем и национальной трагедией.

    «Война, которая велась методами концлагерей и коллективизации, не способствовала развитию человечности» - пишет Н.Никулин – «Солдатские жизни ни во что не ставились. А по выдуманной политработниками концепции, наша армия – лучшая в мире, воюет без потерь. Миллионы людей, полегшие на полях сражений, не соответствовали этой схеме. […] Их сваливали, как падаль, в ямы и присыпали землей похоронные команды, либо просто гнили они там, где погибли».

     Помню, как подростком, летом 1966 г. я отдыхал с родителями в пансионате «Дюны», в каком-нибудь получасе езды от питерского Финляндского вокзала. Не в забытых Богом болотах, а на кухонных задворках приморской здравницы, в редком и ровном сосновом лесу, тут и там все еще валялись кости вперемежку с лохмотьями красноармейского обмундирования – следы чуть ли не единственного за всю войну кровопролитного боя, случившегося в тех местах летом 1944 года. Даже тогда, после успешного советского наступления никто не удосужился подобрать и по-человечески похоронить тела погибших. Просто участок местности огородили, объявили военным полигоном и никого туда не пускали до тех пор, пока не придумали строить пансионат на берегу Финского залива.

Трудный разговор


     В моем кабинете на полке стоят приобретенные по случаю немецкие каминные часы фирмы “Haid”. Такими недорогими и практичными часами до сих пор завалены мастерские и комиссионные магазины на всей территории бывшего СССР. Когда понадобилась реставрация, выяснился поразительный факт: подобные изделия никогда не поставлялись в Советский Союз ни по импорту, ни по репарациям. Все они прибыли сюда после войны в чемоданах, посылках и вещевых мешках, будучи предварительно добыты посредством обыкновенного грабежа.

     В 1945 году для многих фронтовиков стали тяжелой травмой безобразные сцены повального, поощряемого командованием, насилия над мирным населением и мародерства на территории оккупированной Германии. Глава, посвященная данной теме, в воспоминаниях Н.Никулина, озаглавлена: «Мое поражение во II Мировой войне».

     О том же – страшные воспоминания отставного лейтенанта, поэта и художника Леонида Рабичева [Л.Рабичев. Война все спишет. «Знамя» 2005, №2; «Аввалон» М.2008. 560 с.]: «Три больших комнаты, две мертвые женщины и три мертвые девочки, юбки у всех задраны, а между ног донышками наружу торчат пустые бутылки. Я иду вдоль стены дома, вторая дверь, коридор, дверь и еще две смежные комнаты, на каждой из кроватей, а их три, лежат мертвые женщины с раздвинутыми ногами и бутылками, и так в каждом доме. […] Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты, […] позабыв о долге, чести и отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек. […]

     Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая ватага мужиков со спущенными штанами. Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой стоял в очереди, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков. […] Я был командиром взвода, меня тошнило, я смотрел как бы со стороны, но мои солдаты стояли в этих жутких преступных очередях, смеялись, когда надо было сгорать от стыда, и по существу совершали преступления против человечества».

     Происходили ли сопоставимые эксцессы во время наступления германской армии? Происходили многократно, и это хорошо известно. Но они получили должную оценку и были осуждены даже теми рядовыми военнослужащими, которые принимали в них участие. Тем более, никому не приходит в голову их замалчивать или отрицать. В войсках антигитлеровской коалиции с побежденными не церемонились нигде, но на Западе описанным выше образом вели себя разве что полудикие марокканские «спаги» - арабские и берберские наемники, которые прошлись по Италии в составе французской армии.

     За единичные подобные эпизоды персонально отвечают отдельные военнослужащие. Но когда подобное приобретает массовый характер, вина ложится на верховное командование и персонально на руководителей государства. Говорят, что когда о насилиях и грабежах доложили Сталину, он ответил: «Пусть ребята погуляют». При этом, если конкретные советские военачальники думали иначе, большую часть безобразий им удавалось пресечь. Тот же Л.Рабичев вспоминает: В апреле месяце моя 31-я армия была переброшена на Первый Украинский фронт в Силезию […]. На второй день по приказу маршала Конева было перед строем расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одного случая изнасилования и убийства мирного населения больше в Силезии не было».

     Насилия сопровождались мародерством. Рядовые солдаты и офицеры грабили простых обывателей. Объекты генеральского интереса были более основательными. Ими становились, например, произведения искусства – от живописи и фарфора до скульптуры с городских площадей. Не отставало и государство. «Перемещенные ценности» из германских государственных музеев (большую часть которых в 1950-е годы вернули в ГДР) еще можно было с некоторой натяжкой считать военными трофеями. Но как назвать вывоз в СССР, например, ценнейшей коллекции французской живописи - собственности семьи погибшего в гестапо антифашиста графа Й.фон Вартенбурга,? [Костеневич А. Неведомые шедевры. Харри Н.Абрамс Инк. NY-СПб, 1995, 292 с.].

    Увы, сержант Никулин и лейтенант Рабичев не имели возможности даже попытаться повлиять на все это. А вот офицеры рангом постарше – армейский переводчик, писатель Лев Копелев, а также известный ученый-генетик Владимир Эфроимсон, служивший в разведке, обратились по команде с рапортами о мародерстве, изнасилованиях и убийствах мирных жителей (В.Эфроимсон докладывал, например, о тысячах женщин, изнасилованных в Берлине советскими солдатами и покончивших после этого самоубийством). «Неуместная» впечатлительность стоила обоим офицерам лишения боевых орденов и отбытия десятилетних лагерных сроков: одному – за «пропаганду буржуазного гуманизма и сочувствие к противнику» (так в обвинительном заключении), а другому - за «клевету на Советскую Армию».

     Окончилась война, и люди, одержавшие победу, но обремененные ее тяжелейшими нравственными издержками, вернулись к мирной жизни. В отличие от побежденных немцев, у них не было комплекса вины. Потом они построили страну, в которой мы живем. Такую, какая она есть. И воспитали детей, то есть нас. Таких, какие мы есть. Это, увы, объясняет многие неприглядные особенности современной российской жизни.

     Нацистская Германия потерпела поражение, преступления гитлеровцев были осуждены, а многие виновные заслуженно наказаны вплоть до смертной казни. Но ни преступный характер нацистского режима, ни победа над ним индульгенциями не являются. Чудовищность нацизма – не основание оправдывать бесчинства своих соотечественников или сваливать на немцев абсолютно все преступления, совершенные в годы II Мировой войны. Это поняли, кажется, везде, кроме Российской Федерации.

     Все знают, например, что германские оккупационные власти осуществляли геноцид евреев. Но это - не повод отрицать, что инициаторами и исполнителями резни в Львове и Даугавпилсе, массовых расстрелов в киевском Бабьем Яре, каунасских фортах, Змиевской балке возле Ростова-на-Дону, на юге Орловской области и у южных окраин Ленинграда были не пришлые германские нацисты, а их местные пособники. Да и случились перечисленные эксцессы задолго до того, как сами нацисты затеяли «окончательное решение еврейского вопроса».

     Данная статья – не историческое исследование: перечисленные факты широко известны. На Украине, в Латвии и Литве сразу после получения независимости власти честно признали и осудили участие своих стран в Холокосте. Недавно с аналогичным заявлением выступило руководство Франции, принимая ответственность за действия петеновских коллаборационистов.

     В России многие любят поговорить об общем с Украиной и даже Латвией историческом пути в чем угодно, но только не в ответственности за подобные преступления. Более чем сдержанное постановление на эту тему было с безобразным скандалом провалено Государственной Думой. Это лишний раз показывает, что в 1945 году Красная Армия сокрушила германскую военную машину, но, увы, не нацизм. И сейчас на территории России обитает куда больше убежденных нацистов, чем 70 лет назад - в гитлеровской Германии. Н.Никулин как в воду глядел, когда в 1970-х годах писал свои мемуары: «Шло бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных».

Продолжение следует.

Коментарии
http://ru.delfi.lt/opinions/comments/ar ... &com=1&s=1

_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.


Į viršų
 Aprašymas Siųsti asmeninę žinutę  
Atsakyti cituojant  
 Pranešimo tema:
StandartinėParašytas: 31 Kov 2009 21:50 
Atsijungęs
Svetainės tvarkdarys
Vartotojo avataras

Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27103
Miestas: Ignalina
Война и миф. "Нет и не было войн справедливых"(II)


Андрей Пуговкин, специально для "Ингрии инфо"
30 марта 2009 г. 10:43

http://ru.delfi.lt/opinions/comments/ar ... d=21239787


"Катынский колокол"


     Сомнения в безупречности и бескорыстии сталинского «антифашизма» у думающих людей возникли еще 17 сентября 1939 года, когда советские войска ударили в спину героически сражавшейся польской армии. Это было одной из договоренностей пакта «Молотов-Риббентроп», наряду с выдачей гестапо сотен немецких антифашистов и гарантиями поставок в Германию продовольствия и стратегического сырья. Официальные правдания о «распаде» польского государства, «уродливого детища Версальского договора», были насквозь лживы. Германская армия несла большие потери, Варшава продержалась даже после этого еще две недели, а Войско Польское, отступавшее с упорными боями, выглядело ничуть не хуже, чем, например, РККА осенью 1941 года.

    Во всем мире «освободительный поход» 1939 года считают вступлением СССР во II Мировую войну на стороне гитлеровской Германии (помню изумление моих однокурсников, которые в 1970-х вычитали это в Британской энциклопедии, что стояла на свободном доступе в университетской библиотеке). Советские радиостанции обеспечивали целеуказания германским самолетам, бомбившим польские города, советские артиллеристы корректировали стрельбу немецких батарей.

    Вести войну на два фронта Польша не могла. На восточном направлении произошли только отдельные столкновения польских и советских войск. В конце концов, победители устроили совместный военный парад в Бресте, а затем подписали договор «О дружбе и границах», который зафиксировал раздел совместно оккупированной страны. На территории, занятой советскими войсками, оказались около 250 тысяч польских военнослужащих (в документах тех лет они проходили как «военнопленные»). Офицеры и генералы были размещены в Козельском и Старобельском «специальных офицерских лагерях».

     В Старобельском лагере, кроме того, содержались крупные государственные чиновники, десятки профессоров, доцентов и преподавателей высших учебных заведений, несколько сотен инженеров, 12 армейских католических капелланов и главный раввин Войска Польского. На положении военнопленных там же находилось около 400 врачей, что само по себе являлось нарушением Женевской конвенции. В третьем лагере, близь Осташкова, содержались служащие польской полиции, жандармерии, пограничной службы и тюремной охраны.

     Прошло полтора года. 15 июля 1941 года германские войска ворвались в Смоленск. Органы советской власти покидали город в такой панике, что бросили даже архив обкома партии. А у гитлеровцев было обыкновение разыскивать места массовых захоронений жертв НКВД и производить эксгумацию для демонстрации местным жителям. Пропагандистский эффект это производило безотказный.

    На сей раз результаты вскрытия обнаруженных под Смоленском братских могил были таковы, что заставили оккупационные власти привлечь к изучению захоронений Международный Красный Крест. В марте 1943 г. было обнародовано заключение: в Катыни под Смоленском, у деревни Медное Калининской области и в 6-м квартале лесопарковой зоны под Харьковом похоронены расстрелянные весной 1940 г. органами НКВД офицеры и военные чиновники польской армии.

    В общей сложности, жертвами массовых убийств, совершенных во исполнение опубликованного впоследствии решения Политбюро ЦК ВКПб от 5 марта 1940 г. стало не менее 21 857 тысяч человек. Это означает, что органы НКВД нанесли урон странам антигитлеровской коалиции в размерах офицерского состава примерно 20 дивизий польской армии, продолжавшей в изгнании вести войну с нацизмом.

    Попытка польского руководства разобраться в случившемся привела к немедленному разрыву дипломатических отношений со стороны СССР. Вскоре после этого, 4 июля 1943 года, премьер-министр польского правительства в изгнании генерал В.Сикорский при странных обстоятельствах погиб в авиакатастрофе. В 1945 году Сталин добился того, что Польшу вместе с ее полумиллионной армией и флотом, которые воевали с нацистами с первого до последнего дня, не включили в число держав-победительниц II Мировой войны.

    Советскую комиссию по предварительному расследованию «Катынского дела» возглавил В.Меркулов – тот самый, который осенью 1939 г. руководил операцией по «выявлению и изоляции вредных элементов» в Польше, а затем массовой «чисткой» в Западной Украине. В 1940 г. он входил в состав «тройки», занимавшейся подготовкой и утверждением расстрельных списков тех самых пленных польских офицеров и осуществлял главное руководство всей операцией.

    Нетрудно предположить, каким образом генерал НКВД «расследовал» действия самого себя. Потом, для приличия, руководителем комиссии назначили известного нейрохирурга Н.Бурденко. Он и подписал заключение, которое стало позорнейшей страницей в истории отечественной судебной медицины. Судя по опубликованной переписке, у пожилого академика, участника русско-японской и I Мировой войн, просто не укладывалось в голове, что его соотечественники могут быть способны на столь подлое зверство.

    Заключению «комиссии Бурденко» никто на свете не поверил, а в каждом польском костеле висит мраморная или бронзовая доска в память невинно убиенных соотечественников. Когда наступили перестроечные времена, ответственность за совершение данного преступления, согласно сообщению ТАСС от 13 апреля 1990 г. взяла на себя советская сторона. Польскому руководству были переданы списки расстрелянных и некоторые другие документы НКВД. Президент РФ Борис Ельцин 25 августа 1993 г. принес извинения польскому народу. До сих пор, однако, не утихают старания, вопреки фактам, «списать» расстрел военнопленных на немцев [см., например, альманах «Лубянка», вып. 6, 2007 г.] или любым другим способом снизить общественный интерес к этому делу.

     13 июля 1994 г. руководитель следственной группы Главной военной прокуратуры России А.Яблоков вынес постановление о прекращении уголовного дела по катынскому преступлению «за смертью виновных». Согласно этому постановлению Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян, Калинин, Каганович, Берия, руководители и сотрудники НКВД, исполнители расстрелов были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных уставом Нюрнбергского трибунала. К таким преступлениям относятся преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности. Но уже через три дня, 16 июля 1994 г. Главная военная прокуратура и Генпрокуратура РФ отменили это постановление и передали «дальнейшее расследование» другому прокурору.

     21 сентября 2004 г. Главная военная прокуратура РФ под давлением спецслужб снова прекратила дело «за смертью виновных», сделав это в тайне от общественности. А в марте 2005 г., главный военный прокурор РФ А.Савенков объявил секретными большинство материалов расследования, включая само постановление о прекращении дела и персональный состав виновных сотрудников НКВД. Неоднократные попытки родственников погибших опротестовать эти решения в судах различной инстанции успеха не имели. Потерпела неудачу даже попытка «реабилитации» расстрелянных военнопленных, хотя эти жертвы умышленного массового убийства вряд ли в ней нуждаются.

    Истинная причина упорства доперестроечных советских, и послеельцинских российских властей в попытках любым способом отделаться от катынской истории заключается в том, что убийство пленных является не эпизодом политических репрессий, и не актом геноцида, а одним из военных преступлений, совершенных высшим руководством СССР в годы II Мировой войны. Признание в совершении таких преступлений с точки зрения советских и постсоветских казенных патриотов намного страшнее нынешнего позора и потери лица в глазах мировой общественности.

    В жизни каждой страны бывают как славные, так недостойные страницы. Предлагаемое российскому народу официальное отношение к собственной истории заключается в гордости за имперскую и советскую «державность», оправдании всего, что можно хоть как-то оправдать и отрицании всего, что оправдать никак невозможно. Это оборачивается кощунством: «гордость» за всю, без разбора, отечественную историю приводит к тому, что под ярлык «наше общее славное прошлое» вместе попадают, например, катынское преступление и героическая оборона Брестской крепости.

    Прямые аналогии с «катынским делом» возникают при анализе некоторых морских операций советских подводников вроде действий в Черном море подводной лодки Щ-213 под командованием старшего лейтенанта Д.Денежко. До своей гибели в октябре 1942 г. она успела совершить пять боевых походов, во время которых одержала всего две «победы». 23 февраля 1942 года в районе пролива Босфор она потопила нейтральный турецкий парусник «Чанкая». Через сутки на дно отправилось шедшее под панамским, также нейтральным, флагом парусно-моторное судно «Струма», которое перевозило евреев-беженцев из Европы в Палестину. В результате погибло 768 человек, в основном, стариков, женщин и детей. Ради чего были потоплены обе несчастных нейтральных шхуны, остается неизвестным. До сих пор в отечественных источниках при описаниях этих эпизодов лодка Щ-213 обычно стыдливо упоминается как «неизвестная».

     «Неизвестными» долгое время объявлялись и советские подводные лодки С-6, С-8, Щ-317, потопленные в 1941-1942 годах ВМС нейтральной Швеции в своих территориальных водах. Подлодка Щ-305 была потоплена в шведских водах финской субмариной, также нарушившей нейтралитет соседа. СССР отказывался признать принадлежность погибших подлодок, а их экипажи были объявлены пропавшими без вести, что отнюдь не облегчало жизнь родственникам погибших моряков. «Неизвестность» продолжалась до того, как шведские водолазы в 1999 г. обследовали корпус С-8 на дне Балтийского моря возле побережья острова Эланд, а Щ-305 – в 2007 г. в Ботническом заливе.

     30 января 1945 года подлодка С-13 под командованием капитан-лейтенанта А.Маринеско неподалеку от Гдыни торпедировала немецкий транспорт «Вильгельм Густлоф». На его борту было примерно 9000 пассажиров, преимущественно гражданских беженцев, включая персонал и пациенток городского родильного дома. От какой именно участи все они бежали, с убийственной откровенностью рассказано в упомянутых выше книгах Н.Никулина и Л.Рабичева, которые воевали как раз в этих местах. Спустя несколько дней С-13 потопила санитарный транспорт «Штойбен», на борту которого находилось около трех тысяч раненых.

     Не нужно питать иллюзий: на месте капитана Маринеско в 1945 году, ровно то же самое, скорее всего, сделал бы любой немецкий, английский, американский, японский или польский подводник. Упрекать задним числом во всем, что тогда творилось, рядовых моряков было бы глупостью и ханжеством. Но за поощрение подобных «подвигов» своих подчиненных отбыли по приговору Нюрнбергского трибунала многолетние тюремные сроки германские гросс-адмиралы К.Дениц и Э.Редер. В прочих странах о подобных случаях стыдливо помалкивают. И только у нас убийство тысяч гражданских лиц и раненых военнослужащих официальная пропаганда возвела в ранг героизма – вопреки возмущению многих моряков и историков флота.

    Первоначально, кстати, действия подводной лодки С-13 получили более адекватную оценку: капитана Маринеско наградили орденом, выплатили ему «призовые» соответственно тоннажу потопленных судов, и попытались замять всю эту некрасивую историю. Сам А.Маринеско упорно утверждал, ссылаясь на судовой журнал, что из-за плохой видимости он просто перепутал сантранспорт «Штойбен» с военным кораблем. Разговоры про «атаку века» и «подводника № 1» начались три десятилетия спустя. Сначала - на «закрытых» армейских и флотских политбеседах. Потом - в художественной литературе, прессе, и, наконец, с государственных трибун. Для вящей убедительности, погибших на «Густлофе» мальчишек-кадет посмертно объявили «отборными экипажами германских подводных лодок», а раненных солдат со «Штойбена» - «вооруженными до зубов эсэсовцами».

    Хуже всего то, что жертвами военных преступлений в СССР нередко оказывались собственные граждане. Сталинские депортации по этническому признаку признаны и осуждены как проявления политического террора и геноцида. Однако, акции вроде депортации чеченцев, ингушей, балкарцев и представителей других кавказских народов в 1944 г. обеспечивались не какими-то специальными «зондеркомандами», а снятыми с передовой боевыми частями.

     То же самое касается высылки в Сибирь ингерманландских финнов из зоны ответственности Ленинградского фронта в 1942 г. Эти крестьяне представляли собой остатки коренного финского населения Ленинградской области, уцелевшие после всего, что органы НКВД творили там в 1930-е годы. Оказавшись внутри блокадного кольца, сельские жители, благодаря приусадебным хозяйствам все же терпели несопоставимо меньшие лишения, чем население вымиравшего от голода Ленинграда. И вот тысячи этих, относительно здоровых людей, вывозили по «Дороге жизни», чтобы затем отправить на Колыму погибать от цинги и пеллагры. Вывозили на тех самых «полуторках», в которых не нашлось места матерям обоих моих родителей, сестрам отца и бесчисленному количеству других, вечная им память, обитателей Пискаревского мемориального кладбища.

     Участие в подобных «боевых действиях» кадровых воинских частей, безусловно, делало эти акции военными преступлениями. Такой вывод следует из основополагающих документов, составленных, кстати, при советском участии: уставов Международных трибуналов и Закона Контрольного Совета для Германии от 5 июня 1945 г.

     Руководство СССР и само рассматривало массовые репрессии по этническому признаку как военные операции. Не случайно руководителей «чечено-ингушской» депортации маршала Советского Союза Л.Берия и генерал-полковника В.Абакумова наградили за нее полководческими орденами Суворова I степени, как если бы они освободили город Грозный от германской оккупации. Особо был отмечен генерал-полковник Б.Кобулов: за операцию по выселению чеченцев и ингушей его тоже наградили орденом Суворова I степени, затем - орденом Красного Знамени за операцию по депортации из Крыма татар, болгар, греков и армян, орденом Отечественной войны I степени - за руководство выселением турок, курдов и хемшинов из Грузии.

     Напомним, что точно такой же состав военных преступлений привел в Нюрнберге на виселицу германских военачальников такого же ранга - фельдмаршала В.Кейтеля и генерал-полковника А.Иодля. Осудили этих, а также других германских генералов не за то, что они проиграли войну, а за то, какими методами они ее вели. Некоторых отечественных военных преступников, в том числе, Абакумова, Кобулова, Берию и Меркулова, после смерти Сталина тоже расстреляли; другие как, например, генералы П.Судоплатов и Н.Этингон, отбыли длительное заключение. Судили их, однако, не за реальные военные преступления, а по липовым обвинениям, в том числе, в шпионаже и «заговоре с целью захвата власти». Преступлений против человечности советское правосудие им не инкриминировало.

В поисках исторической памяти


     Военный союз «нейтрального» СССР и гитлеровской Германии на первом этапе II Мировой войны не ограничивался только агрессией против Польши. Он включал и взаимодействие военно-морских сил. Из Германии в СССР был переправлен почти что достроенный тяжелый крейсер «Лютцов», переименованный в «Петропавловск» (впоследствии, во время ленинградской блокады, 203-мм орудия этого корабля создали германским войскам немало проблем). В начале войны боевые корабли Кригсмарине пользовались прямой советской оперативно-тактической помощью.

     Примером является передислокация из Атлантики в Тихий океан рейдера (вспомогательного крейсера) «Комет» в июле-сентябре 1940 г. Этот бывший торговый пароход, оснащенный артиллерийским и торпедным вооружением, был предназначен для перехвата и уничтожения гражданских судов противника. Никто никого не обманывал: германский морской атташе в Москве Н.фон Баумбах предварительно испросил согласия и получил разрешение на проводку Северным морским путем «немецкого вспомогательного корабля с военным экипажем».

     Часть пути из Балтики в Баренцево море «Комет» прошел под «нейтральным» советским флагом, маскируясь с помощью бутафорских надстроек, под ледокольный пароход «Дежнев». Через Арктику его последовательно вели ледоколы с «говорящими» названиями «Ленин», «Сталин» и «Каганович». По документам видно, что простые моряки и работники береговых служб выполняли приказ руководства с неохотой, доходившей до прямого саботажа. Тем не менее, «Комет», вновь под советским флагом, проследовал в Берингово море, где силами Тихоокеанского флота была проведена разведка на предмет присутствия кораблей «враждебных Германии государств».

     О ценности всего этого «акта дружеской помощи» свидетельствует история второй попытки «Комет» прорваться на океанские просторы, на этот раз западным путем, предпринятой в 1942 г. Тогда рейдер добрался только до пролива Ла-Манш, где и был потоплен вместе со всем экипажем английскими торпедными катерами. Если отвлечься от морской романтики, то за всей этой историей откроется прямое соучастие руководства СССР в еще одном преступлении, каковым является военно-морское рейдерство с присвоением флагов нейтральных государств.

     Военные преступления не имеют срока давности и существуют все правовые основания для проведения следствия по ним и в настоящее время. Обычная в таких случаях отговорка об отсутствии за давностью лет живых потенциальных обвиняемых неубедительна. В соответствии с прецедентом Нюрнбергского трибунала, суд может дать квалификацию действий не только физических, но и юридических лиц - например, государственных учреждений и других организаций, официальные и влиятельные правопреемники которых сейчас функционируют в России. Не потому ли в отечественных энциклопедиях странным образом отсутствует статья «Военные преступления», а стенограмма Нюрнбергского процесса так и не была полностью опубликована на русском языке? Впрочем, как показывают прецеденты вроде пресловутого дела полковника В.Буданова, современная российская юстиция вообще не способна оперировать подобными категориями.

     А вот советские цензоры, судя по всему, это прекрасно понимали. После войны у старых генералов случались алкогольные срывы и сердечные припадки на почве общения с «литконсультантами», подгонявшими их мемуары под официальный шаблон. Не подцензурные воспоминания тех, кто пережил войну на передовой, ждала другая участь. Как заметил в письме Н.Никулину писатель-фронтовик Василь Быков, «такое из редакций и издательств не возвращалось, а передавалось в КГБ». Даже более чем приближенный к власти литератор Константин Симонов так и не смог при жизни полностью опубликовать свои фронтовые дневники. По той же причине автобиографическая повесть другого военного корреспондента и не менее официозного поэта Евгения Долматовского «Зеленая Брама» вышла отдельной книгой только в «перестроечные» времена.

     В результате, среди залежей мемуарной литературы о Великой Отечественной войне почти нет достоверных исторических источников. Куда чаще возникают сомнения в реальной принадлежности «воспоминаний» людям, чьи имена стоят на обложках. Писатель Георгий Владимов вспоминал в эмиграции [Г.Владимов. Интервью журналу «Форум». В кн: Бремя свободы. «Вагриус» Б М., 2005, с. 176]: «В молодости я зарабатывал деньги писанием книг за генералов. Тогда Воениздат затеял огромную серию «Военные мемуары». […] Я думаю, эта серия была задумана не для раскрытия правды, а для сокрытия ее. Все, что у генералов накипело, о чем они жаждали рассказать, старались «канализировать», бушующее море заключить в цензурные берега. […] Но случалось, едва я хватался за карандаш, мои генералы бледнели: “Что вы, это не для записи! Это так, между прочим” Они, прежде всего, сами себе стали цензорами».

     В наши дни, по мере ухода ветеранов, тема войны рискует окончательно превратиться в вотчину неосталинистов и объект политического мародерства. Достаточно вспомнить инквизиторский психоз по поводу школьных учебников и общей концепции преподавания истории России или запредельную по конъюнктурному цинизму «парламентскую дискуссию» о статусе Знамени Победы. Можно себе представить, что сказал бы по поводу проявлений депутатского патриотизма водрузивший этот штурмовой флаг над Рейхстагом отставной сержант Мелитон Кантария. Эпилог жизни престарелого героя битвы за Берлин, умершего в конце 1993 года на положении беженца, прошел под российскими бомбежками и артобстрелами в осажденном Сухуми.

     Впрочем, ему, в отличие от многих других грузинских ветеранов Великой Отечественной Войны, все же посчастливилось выбраться оттуда до начала резни, устроенной захватившими город абхазскими сепаратистами при попустительстве российских войск. А недавно один высокопоставленный генерал, лично и по полной программе «отметившийся» в тех событиях, призвал сажать в тюрьму всякого, чье мнение о роли СССР во II мировой войне отличается от его собственного. Это не совпадение, не случайность, а страх перед «призраком Гааги», помноженный на типичную для российских силовиков боязнь «неконтролируемых ассоциаций».

     В атмосфере подобной истерии важен негромкий, но твердый голос последних живых участников войны. Хотелось бы, чтобы прецедент с изданием мемуаров Н.Никулина и Л.Рабичева получил продолжение, поскольку в рукописном «обороте» долгие годы находится немало доступных лишь специалистам воспоминаний о войне. Примером является «Рассказ Ивана Никонова» - включенные в другую книгу в виде нескольких многостраничных цитат отрывки записок бывшего офицера 2-й ударной армии, разбитой в окружении совсем близко от тех мест, где воевал сержант Никулин. [Рассказ Ивана Никонова. В кн: Коняев Н. Власов: два лица генерала. М., «Вече», 2003, с. 62-103]. Сходство обоих источников в описании мельчайших подробностей фронтового быта и взаимоотношений между людьми указывает на их историческую достоверность, столь редкую в отечественной литературе о войне.

     «Честный рассказ о наших неудачах и жертвах, ошибках и глупостях, вовсе не умаляет величие Победы, а наоборот, показывает, какой дорогой ценой она досталась» - взывает к совести и разуму соотечественников Н.Никулин.

     Пословица «Победителей не судят» справедлива только отчасти. Отличие II Мировой от всех предыдущих войн, которое вело человечество в том и заключается, что ее события подвергаются не только научной или политической, но и моральной оценке. Не имеет смысла спустя 65 лет подвергать такой оценке действия отдельных фронтовиков, которые воевали, как могли и вели себя так, как им разрешало начальство. Наиболее мужественные из них судят себя сами. Об этом пишет Л.Рабичев: «Как заноза, сидит это внутри не только меня, а всего моего поколения, но, вероятно, и всего человечества. Это частный случай, фрагмент преступного века, и с этим, как с раскулачиванием тридцатых годов, как с Гулагом, как с гибелью десятков миллионов безвинных людей, как с оккупацией в 1939 году Польши — нельзя достойно жить, без этого покаяния нельзя достойно уйти из жизни». Моральной оценке без срока давности подлежат те, кто принимал решения и сама система принятия этих решений - государственный строй, банкротство которого кое-кто до сих пор еще называет «величайшей геополитической катастрофой».

      P.S. А тем временем снова приближается 9 мая, и на улицах российских городов скоро опять начинают раздавать всем желающим Георгиевские ленты – наградные знаки воинской доблести, тем самым превращая в самозванцев миллионы жителей огромной страны…

Коментарии
http://ru.delfi.lt/opinions/comments/ar ... &com=1&s=1

_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.


Į viršų
 Aprašymas Siųsti asmeninę žinutę  
Atsakyti cituojant  
 Pranešimo tema:
StandartinėParašytas: 08 Geg 2010 19:33 
Atsijungęs
Svetainės tvarkdarys
Vartotojo avataras

Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27103
Miestas: Ignalina
Prisiminkime tą rudenį!..


http://www.patriotai.lt/straipsnis/pris ... -ta-rudeni

antr., 2009-12-15 17:02

Aleksėjus Širopajevas

     Gruodžio 4 dieną televizijos kanalas NTV parodė naują Aleksejaus Pivovarovo filmą „Maskva: ruduo. 41-ieji“. Nesileisdamas į išsamią šios plačiai išreklamuotos produkcijos analizę, tik pastebėsiu, kad daugelis nemažai reiškiančių aplinkybių ir faktų kažkodėl liko už kadro. Aš siūlau skaitytojui savo požiūrį į to meto įvykius. Šis straipsnis buvo parašytas apytikriai prieš metus ir paskelbtas mano internetiniame žurnale, iššaukdamas audringą ir nevienareikšmę reakciją. Dabar atsirado nebloga proga priminti apie šį tekstą, kuriame padariau būtinus papildymus ir patikslinimus.

     1941 metų lapkričio 17 dieną pasirodė slaptas Aukščiausiosios vadovybės štabo įsakymas Nr. 0428.

     Jis skelbė:

    „Pastarojo karo mėnesio patirtis parodė, kad vokiečių kariuomenė prastai prisitaikiusi karui žiemos mėnesiais, neturi šiltų drabužių ir, patirdama didelius sunkumus dėl prasidėjusių šalčių, glaudžiasi pafrontės srities gyvenamuosiuose punktuose. Iki įžūlumo pasitikintis savimi priešininkas ruošėsi žiemoti šiltuose Maskvos ir Leningrado namuose, bet tam sutrukdė mūsų armijos veiksmai. Plačiuose fronto ruožuose vokiečių kariai, sutikę atkaklų mūsų dalinių pasipriešinimą, buvo priversti pereiti į gynybą ir išsidėstė gyvenamuosiuose punktuose palei kelius 20–30 km į abi puses. Vokiečių kariai dažniausiai gyvena miestuose, miesteliuose, kaimuose valstiečių trobose, daržinėse, jaujose, pirtyse netoli fronto, o vokiečių dalinių štabai įsikūrę stambesniuose gyvenamuosiuose punktuose ir miestuose, slepiasi požeminėse patalpose, panaudodami tai kaip priedangą nuo mūsų aviacijos ir artilerijos. Šių punktų sovietiniai gyventojai vokiečių grobikų paprastai iškraustomi ir išmetami lauk.

     Atimti iš vokiečių kariuomenės galimybę gyventi kaimuose ir miestuose, išvyti vokiečių grobikus iš visų gyvenamųjų punktų į šaltį lauke, išrūkyti juos iš šiltų slėptuvių ir priversti stirti po atviru dangumi – toks neatidėliotinas uždavinys, nuo kurio sprendimo nemažai priklauso greitesnis priešo sutriuškinimas ir jo kariuomenės pakrikimas.

    Aukščiausiosios vadovybės štabas įsako:

    1. Naikinti ir sudeginti iki pamatų visus gyvenamuosius punktus vokiečių kariuomenės užnugaryje 40–60 km atstumu į gilumą nuo priešakinio krašto ir 20–30 km į dešinę ir kairę nuo kelių.

    Gyvenamiesiems punktams sunaikinti nurodytu veiklos spinduliu nedelsiant mesti aviaciją, plačiai naudoti artilerijos ir minosvaidžių ugnį, žvalgų, slidininkų komandas ir partizanines diversines grupes, aprūpintas buteliais su padegamuoju skysčiu, granatomis ir sprogstamosiomis medžiagomis.

    2. Kiekviename pulke sukurti medžiotojų komandas, po 20–30 kiekvienoje, gyvenamiesiems punktams, kuriuose apsistoję priešininko kariai, sprogdinti ir deginti. Į medžiotojų komandas parinkti narsiausius ir tvirčiausius politiniu-moraliniu atžvilgiu karius, vadus ir politinius darbuotojus, nuodugniai išaiškinant jiems užduotis ir šios akcijos reikšmę vokiečių kariuomenės sutriuškinimui. Narsiais veiksmais naikinant gyvenamuosius punktus, kuriuose apsistoję vokiečių kariai, pasižymėjusius drąsuolius pasiūlyti valstybiniam apdovanojimui.

     3. Priverstinio mūsų dalinių atsitraukimo viename ar kitame ruože atveju išsivesti su savimi sovietinius gyventojus ir būtinai naikinti visus be išimties gyvenamuosius punktus, kad priešininkas negalėtų jų panaudoti. Pirmiausia šiam tikslui naudoti pulkuose sudarytas medžiotojų komandas.

     4. Frontų ir atskirų armijų karinėms taryboms sistemingai tikrinti, kaip vykdomos užduotys naikinant gyvenamuosius punktus aukščiau nurodytu spinduliu nuo fronto linijos. Štabui kas tris dienas atskira suvestine pranešinėti, kiek ir kokie gyvenamieji punktai sunaikinti per praėjusias dienas ir kokiomis priemonėmis pasiekti šie rezultatai.

Aukščiausiosios Vadovybės Štabas:

J. Stalinas
B. Šapošnikovas".

(Šaltinis: Сталин И.В. Cочинения. – Т. 18. – Тверь: Информационно- издательский центр «Союз», 2006. С. 283–284.)

     Čia mes susiduriame su eiline sovietų paslaptimi. Žinomas rašytojas Vladimiras Batševas, atsakingai pasiremdamas nuoroda į SSRS Gynybos ministerijos Centrinį archyvą, savo keturių tomų epopėjoje „Vlasovas“ (т. 1, стр. 214, из-во „Мосты-Литературный европеец“, Франкфурт-на-Майне, 2001/2005) pateikia šio pikta lemiančio Stalino įsako teksto kitą variantą.

„Iš Aukščiausiosios Vadovybės Štabo įsako
Nr. 0428, 1941 metų lapkričio 17 d.:

    „Visi gyvenamieji punktai, kuriuose apsistoję priešo kariai, 40-60 km atstumu į gilumą nuo fronto linijos ir 20-30 km į kairę ir dešinę pusę nuo kelių, privalo būti sudeginti ir sugriauti. Gyvenamiesiems punktams sunaikinti nurodytu spinduliu įsakau naudoti aviaciją, artileriją, taip pat žvalgų, slidininkų komandas ir partizanų grupes, kurios turi būti aprūpintos buteliais su padegamuoju skysčiu.

     Priverstinio mūsų dalinių atsitraukimo viename ar kitame ruože atveju išsivesti su savimi sovietinius gyventojus ir būtinai naikinti visus be išimties gyvenamuosius punktus, kad priešininkas negalėtų jų panaudoti.

…    Dauguma įtrauktų į šią svarbią valstybinę užduotį TURI BŪTI PERRENGTI TROFĖJINE VOKIEČIŲ VERMACHTO IR SS KARIŲ UNIFORMA (išskirta mano – A. Š.).“

     Reikėtų atkreipti dėmesį, kad po „baudžiamosios ekspedicijos“ likdavo liudininkų, kurie vėliau galės papasakoti apie fašistų piktadarystes. Tai sužadins neapykantą fašistiniams okupantams, palengvins partizanų verbavimą priešo užnugaryje.

    „…Formuotes, užsiimančias šia drąsia akcija, turi sudaryti bebaimiai kariai, kuriuos reikia pasiūlyti valstybiniams apdovanojimams.

Aukščiausiosios Vadovybės Štabas

Aukščiausiasis Vadas J. STALINAS
Genštabo Viršininkas B. ŠAPOŠNIKOVAS“.

(Šaltinis: ЦАМО СССР. Ф. 353. Оп. 5864. Д.1 Л.2).

     Kyla klausimas: ar pirmasis, labiausiai paplitęs Stalino įsakymo variantas nėra vėlesnio „redagavimo“ rezultatas? O gal yra kitokių protingų paaiškinimų? Aš pats jų nerandu. Aišku, abu įsakymo variantai – fanatiškai žiaurūs. Tačiau antrasis, pateiktas V. Batševo, tiesiogiai nurodo raudonajai armijai imtis ypač nuožmių ir niekšingų savų gyventojų terorizavimo metodų. V. Batševas tvirtina turįs „žmonių, kurių kaimai buvo sudeginti vokiška uniforma persirengusių čekistų, liudijimus“.

     Pasak rašytojo, mitų apie Antrąjį pasaulinį karą tema jis užsiima nuo 1965 metų, kuomet Vladimiras Bukovskis papasakojo jam apie „SS uniformomis persirengusius sovietų žmogžudžius ir padegėjus“. Reikia pastebėti, kad ši teroro ir provokacijų taktika plačiai sovietų naudota ir vėliau: pavyzdžiui, po karo Ukrainoje žvėriškai siautėjo enkavėdistai, persirengę Ukrainos sukilėlių armijos karių uniformomis.

     Būtent įgyvendindama Stalino įsaką Nr. 0428 veikė Zoja Kosmodemjanskaja, sovietų teroristinės grupės sudėtyje bandžiusi sudeginti pamaskvės Petriščevo kaimą (iš viso būrys, kuriam priklausė Kosmodemjanskaja, turėjo per 5-7 dienas sunaikinti apie 10 rusų kaimų).

     Kaip žinoma, 1941 metų lapkričio 28 dieną raudonoji fanatikė, kartu su savo bendrais spėjusi supleškinti tris trobas, buvo sugauta vokiečių, padedant valstiečiams, nenorėjusiems žiemoti gatvėje (kaip prisipažino maršalas Žukovas, Stalino įsakymas visur susidūrė su „aktyviu vietinių gyventojų pasipriešinimu“).

     Kitą dieną „herojė“, karo išvakarėse kartu su Arkadijumi Gaidaru spėjusi pabuvoti sostinės psichiatrinėje sanatorijoje (žr. apie tai pas V. Batševą), buvo viešai nubausta mirtimi kaip padegėja. Rašytojo Nikolajaus Anovo, kalbėjusio su mokytoja iš Petriščevo, tvirtinimu, po sovietų grįžimo daugelis kaimo gyventojų buvo represuoti.

     Reikia pažymėti, kad „išdegintos žemės“ strategiją sovietų kariauna plačiai naudojo dar iki įsako Nr. 0428 pasirodymo. Antai nuo sovietų išlaisvintoje teritorijoje platintas rusiškas laikraštis „Novoje slovo“ („Naujasis žodis“) 1942 metų gegužės 13 dienos numeryje priminė 1941-ųjų spalio pradžios įvykius Bežicos mieste (1956 m. sujungtas su Briansku):

     „Stalino įsaką 'traukiantis viską deginti ir naikinti' gerai žinojo visi Bežicos (Ordžonikidzegrado) miesto gyventojai. Šiai baisiai dienai gyventojai sunerimę ruošėsi, kad galėtų laiku išgelbėti savo namus ir vaikus. Prie kiekvieno namo buvo paruoštos statinės su vandeniu, smėlis, kastuvai. Pas kai kuriuos drąsuolius už durų stovėjo šakės ir kirviai, jei pasitaikytų patogi proga pavaišinti padegėjus.

     1941 m. spalio 8 dieną pasigirdo kurtinantis sprogimas „Raudonojo Profinterno“ gamykloje. Tai ir buvo ženklas padegėjams. Juodų dūmų tumulai pasirodė visose miesto dalyse. Užsiliepsnojo gamyklos, sandėliai, parduotuvės, mokyklos, poliklinika, gyvenamieji namai. Miestas apsigaubė dūmais, nebuvo kuo kvėpuoti. Vaikų riksmai ir moterų vaitojimas buvo girdėti visuose miesto galuose. Šios baisios dienos dešimtys tūkstančių Bežicos gyventojų neužmirš niekados.

     Visomis miesto gatvėmis važinėjo ir jodinėjo NKVD darbuotojai bei žydai komisarai ir tikrino padegėjų darbą.

     „Eleckajos gatve bėgo miline apsivilkęs žydas,“ – pasakoja vienas iš liudininkų, – „Vienoje rankoje jis turėjo naganą, o kitoje butelį su benzinu. Jis rėkė visa gerkle: „Visi į pievą, deginsim jūsų namus“.

     Šis komisaras kartu su miesto tarybos sekretoriumi, komunistu Morozovu, beveik paskutiniai iš padegėjų bėgo iš miesto, grasindami mirtimi sutiktiems gyventojams.

     Pavyzdžiui, Maloorlovskajos gatvėje daugelis moterų pro degančių namų langus traukė vaikus iš liepsnų. Jų visa nuosavybė, žinoma, sudegė“ (V. Batševas, „Vlasov“, t. 1, p. 446).

     Iš V. Batševo epopėjos sužinome: pagal pranešimą apie Štabo įsakymo Nr. 0428 vykdymo eigą, kurį pasirašė 5-osios armijos operatyvinio skyriaus viršininko pavaduotojas papulkininkis Perevertkinas, jau iki 1941 metų lapkričio 25 dienos besitraukianti raudonoji kariauna buvo visiškai sunaikinusi ir iš dalies sugriovusi daugiau kaip penkiasdešimt Pamaskvės rusų kaimų (t. 1, p. 215-217).

     Iš armijos generolo N. Liašenkos atsiminimų: „1941 metų pabaigoje aš vadovavau pulkui. Stovėjome gynyboje. Priešais mus matėsi du kaimai, kaip šiandien atsimenu: Banovskoje ir Prišibas. Iš divizijos atėjo įsakymas: deginti visus pasiekiamus kaimus. Kuomet aš žeminėje tikslinau įsakymo vykdymo detales, netikėtai, pažeisdamas bet kokią subordinaciją, įsikišo pagyvenęs karys ryšininkas:

    – Drauge majore! Tai mano kaimas... Ten žmona, vaikai, sesuo su vaikais... Kaip gi taip – deginti?! Žus juk visi!..“.

     Ryšininkui pasisekė: šių kaimų sovietų armijos rankos nepasiekė.

     Tyrinėtojai pripažįsta, kad „įsakymo Nr. 0428 įgyvendinimas išvijo į šaltį ne tiek vokiečius, kiek nespėjusius evakuotis civilius gyventojus. Tūkstančiai moterų, senukų ir vaikų prarado stogą virš galvos atšiaurią 1941-1942 m. žiemą“.

     Kaip pažymima, „Gebelsas sėkmingai naudojo šį įsaką ideologinėje kovoje prieš SSRS. Ant namų sienų okupuotuose miestuose pasirodė milijonai plakatų, vaizduojančių valstiečių trobas padeginėjantį Staliną su deglu rankoje“.

Paveikslėlis

Paveikslėlis

     Bijodamas dėl savo kailio, Stalinas veikė ne tik ugnimi, bet ir… vandeniu. Tiesiog stichijų valdovas, Sauronas, kad jį kur.

     Iš knygos (su grifu „tarnybiniam naudojimui“) „Vokiečių kariuomenės sutriuškinimas prie Maskvos“ (maršalo Šapošnikovo redakcija): „Lapkričio 24 dieną vokiečiai pasiekė patį Istros vandens saugyklos pakraštį. Vokiečiams artinantis buvo susprogdinti saugyklos vandens nuleidimo įrengimai (baigus mūsų karių persikėlimą), dėl to susidarė iki 2,5 m aukščio vandens banga iki 50 km ilgio ruože į pietus nuo vandens saugyklos. Vokiečių mėginimai uždaryti angas buvo nesėkmingi“. Banga užliejo tankiai gyvenamus Istros miesto ir Pavlovo slobodos pakraščius bei daugybę kaimų.

     Priminsime, kad visa tai vyko tvyrant smarkiam, jau žiemiškam speigui, kuomet ne tik „išsimaudyti“, bet paprasčiausiai permirkti kojas mirtinai pavojinga.

     Žurnalistas Iskanderis Kuzejevas laikraštyje „Soveršenno sekretno“ („Visiškai slaptai“) (2008, Nr. 7) rašo:

     „Maršalas Šapošnikovas pasikuklino dėl vandens bangos aukščio. Vanduo Istros saugykloje siekia 168 metrus virš jūros lygio. Istros upės srovė už užtvankos – 143 metrus, ties Pavlovo Sloboda – 134 metrus. Milžiniško vandens tūrio spaudimas ėjo, kaip rašo Šapošnikovas, 50 kilometrų, tai yra, iki Maskvos upės (kurios lygis Istros įsiliejimo vietoje, kiek aukščiau Rubliovo užtvankos, sudaro 124 metrus). Taigi viską savo kelyje nuplovusios bangos aukštis sudarė ne mažiau kaip 25 metrus (sprogmenys buvo padėti ties vandens nuleidimo įrengimų pagrindu, paliesdami ir taip vadinamą „negyvąjį tūrį“, kuris lieka vandens saugykloje pavasarį planingai nuleidžiant poplūdžio vandenis). Jeigu atsižvelgti į bangos kritimą iki Maskvos upės, suminis spaudimas siekia keturiasdešimt metrų“.

     Be to, stengdamasis bet kuria kaina sustabdyti vokiečių puolimą šiaurinėse Maskvos prieigose, Stalinas lapkričio 26 dieną davė įsakymą paskandinti Sestros ir Jachromos upių slėnius. Pastaroji pakilo 4 metrus, Sestra – 6 metrus. Teritorijoje nuo Dmitrovo iki Konakovo susidarė „dirbtinės marios“.

     Dėl Stalino hidrotechninių „akcijų“, kaip mano tyrinėtojas M. Archipovas, po vandeniu atsidūrė daugiau kaip 30 kaimų. Apie žmonių aukų skaičių galima tik spėlioti.

     „Daugelio kaimų ir gyvenviečių gyventojai Jachromos ir Sestros slėnyje panašių istorijų prisiminti jau nebegali. Nes prisiminti paprasčiausiai nebėra kam. Daugelis kaimų buvo visiškai paskandinti. Ypač tie, kurie išsidėstę Jachromos salpoje, išraižytoje daugybės vietinių durpių įmonių smulkių kanalų. Kai kuriems, tiesa, pasisekė. Lugovojaus gyventojus išgelbėjo senovinio Nikolo-Pešnoškos vienuolyno sienos ir bokštai (ten dabar įsikūręs Maskvos miesto psichoneurologinis internatas Nr. 3)“ („Visiškai slaptai“, Nr. 7, 2008).

      Jei Maskvai būtų kilusi tiesioginė grėsmė būti vokiečių užimtai, NKVD planavo iškart po draugo Stalino išvykimo į rytus susprogdinti Chimkos užtvanką, kas sostinę būtų pavertę milžinišku ežeru.

     Maskviečių buvo galima negailėti: Stalinas žinojo, kad mieste po daugumos žydų ir nomenklatūros pabėgimo liko tie, kurie ramiai, o neretas ir su viltimi laukė vokiečių.

     Žurnalistas I. Kuzejevas, remdamasis buvusio Maskvos vardo Kanalo valdybos viršininko pavaduotojo I. Rodionovo nuomone, pasakoja:

     „Jeigu nuo stoties Maskvos-Riazanės-prekybinė atsarginių bėgių būtų pajudėjęs specialus traukinys į Kuibyševą (Samarą) su vieninteliu keleiviu ir jo šeimyna, priešams įžengus į Maskvą būtų susprogdinta Chimkos užtvanka, kuri skiria Chimkos vandens saugyklos akvatoriją nuo ištekančios iš jos per parką „Pokrovskoje-Glebovo“ Chimkos upelės. Vandens lygis saugykloje 162 metrai, Maskvos upės lygis Maskvos centre – 120 metrų. Keturiasdešimties metrų spaudimas su šešių saugyklų vandens tūriu nuo Maskvos iki Ikšos nušluotų viską savo kelyje, sunaikindamas visus statinius kartu su jų gyventojais dešimčių kilometrų ruože“ („Visiškai slaptai“).

      I. Kuzejevas konstatuoja: „Po karo Rusijos sostinės užtvindymo idėją ėmė priskirti Hitleriui. Maskvos dramaturgas ir režisierius Andrejus Višnevskis netgi pastatė pjesę „Moskauersee“ apie gyvenimą pokarinėje Maskvoje (ežere, susidariusiame po Hitlerio pergalės). Tačiau sostinę užtvindyti ruošėsi būtent NKVD kariuomenė po Stalino išvykimo“.

      Tuo, kad šis siaubingas planas būtų įgyvendintas, netenka abejoti: prisiminkime, kas nutiko istoriniam Kijevo centrui, kuris po vokiečių atėjimo buvo sovietų agentūros išsprodintas panaudojant iš anksto padėtas minas.

      Reziumė.

      1. 1941-ųjų rudenį eilinį kartą visiškai atsiskleidė sovietų požiūris į savo gyventojus. Sovietai rusų negailėjo taikos metu, o iškilus gyvenimo ir mirties klausimui – juo labiau. Kas tie supleškinti kaimai ir netgi užtvindyta Maskva po dviejų raudonojo genocido dešimtmečių?

      2. Kremliaus valdovus išgelbėjo ne „Kazanės Dievo motinos ikonos stebuklas“ (taip pavadinta drobė, kabanti prie karvedžio M. Kutuzovo kapo – red. past.), o įprastas Ordos-Imperijos fanatiškas žiaurumas, bolševikų privestas iki tobulybės (prisiminkime 1812 metais caro panaudotą išdegintos žemės strategiją, nusinešusią daugiau kaip milijoną civilių gyvybių).

      3. 1941-ųjų rudens ugnį ir vandenį „varinėmis dūdomis“ 1945-aisiais apvainikavo pergalingas Stalino tostas už „rusų tautos sveikatą“. Nelaimei, mes, rusai, iki šiol taip ir neperpratom šio bolševikinio cinizmo.

http://shiropaev.livejournal.com/

Kiti A. Širopajevo straipsniai:

Lemtinga idėja: "vieninga ir nedaloma"

http://www.patriotai.lt/straipsnis/lemt ... r-nedaloma

Didžioji komunistinė, buvusi Solženicyno
http://www.patriotai.lt/straipsnis/2008 ... olzenicyno

_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.


Į viršų
 Aprašymas Siųsti asmeninę žinutę  
Atsakyti cituojant  
Rodyti paskutinius pranešimus:  Rūšiuoti pagal  
Naujos temos kūrimas Atsakyti į temą  [ 3 pranešimai(ų) ] 

Visos datos yra UTC + 2 valandos [ DST ]


Dabar prisijungę

Vartotojai naršantys šį forumą: Registruotų vartotojų nėra ir 6 svečių


Jūs negalite kurti naujų temų šiame forume
Jūs negalite atsakinėti į temas šiame forume
Jūs negalite redaguoti savo pranešimų šiame forume
Jūs negalite trinti savo pranešimų šiame forume
Jūs negalite prikabinti failų šiame forume

Ieškoti:
Pereiti į:  
Powereddd by phpBB® Forum Software © phpBB Group
Vertė Vilius Šumskas © 2003, 2005, 2007