 |
| Svetainės tvarkdarys |
 |
Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27106
Miestas: Ignalina
|
Демаркационная линия между православным пространством и пространством католическим
Александр Дугин. Основы геополитики
Евразийский анализ. Геополитика православия. Восток и Запад христианской эйкумены
http://society.polbu.ru/dugin_geopoliti ... 6_all.html
Самым существенным моментом при определении геополитической специфики Православия является то, что речь идет о Церкви Восточной.
В границах христианского мира, до открытия Америки, географически совпадав шего с северо-западом евразийского континента, Ближним Востоком и Северной Африкой, ясно прослеживается демаркационная линия между православным пространством и пространством католическим.
Это деление, безусловно, не является исторической случайностью.
Православный мир духовно и качественно родственен Востоку, тогда как католицизм сугубо западное явление. А коль скоро это так, то и сами теологические формулировки, лежавшие в основе окончательного разделения церквей в 1054 году, должны нести в себе элементы геополитического характера.
Спор о "филиокве", т.е. об исхождении Святого Духа только от Отца или от Отца и Сына(1), в богословских терминах предвосхищает дальнейшее развитие двух типов христианских и постхристианских цивилизаций рационалистическо-индивидуалистической западной и мистико-коллективистской восточной.
Принятие Западом поправки к Никейскому Символу Веры относительно "филиокве" окончательно закрепило ориентацию на рационалистическую теологию т.н. "субординатизма", т.е. на введение в Божественную реальность иерархически соподчиненных отношений, принижающих таинственную и сверхразумную природу Троицы.
Параллельно с вопросом о "филиокве" важным пунктом разногласий стала идея верховенства Римского престола и наивысшего богословского авторитета Папы.
Это также было одним из следствий католического "субординатизма", настаивающего на строгой прямолинейной иерархии даже в тех вопросах, которые находятся под знаком провиденциального действия Святого Духа по спасению мира.
Такая позиция совершенно противоречила идее языковой автономии поместных Церквей и вообще традиционной для Православия предельной свободе в области духовной реализации.
И наконец, последним важнейшим аспектом разделения церквей на Восточную и Западную было отвержение Римом святоотеческого учения об Империи, которая является не просто светским административным аппаратом, грубо подчиненным церковным властям, как хотели представить это Папы, но таинственным сотериологическим организмом, активно участвующим в эсхатологической драме как "препятствие приходу антихриста", "катехон", "держащий", о чем говорится во Втором послании апостола Павла к Фессалоникийцам.
Сверхразумность Божественного действия (примат апофатической мистической теологии), духовная и языковая свобода поместных церквей (восходящая к глоссолалиям апостолов в день Пятидесятницы) и учение о сакральной роли Империи и императоров (теория православной симфонии) вот основные моменты, определяющие специфику Православия в отличие от католицизма, фактически отрицающего эти аспекты христианства.
Все эти различия заметны задолго до окончательного разрыва, но определенный баланс до 1054 года сохранять удавалось. С этого же момента геополитический дуализм христианской эйкумены определился полностью, и оба мира православный и католический пошли своими собственными путями.
Вплоть до 1453 (дата взятия Константинополя турками) Православная Церковь геополитически отождествлялась с судьбой Византийской империи.
Мир католицизма охватывал Западную Европу.
До этого времени Рим и Константинополь представляли собой два христианских "больших пространства" (если выражаться в геополитической терминологии) со своими геополитическими, политическими, экономическими и культурными интересами, а также с четко фиксируемой и недвусмысленной богословской спецификой, отражающей и предопределяющей различие церквей со всей интеллектуальной догматической однозначностью и логической взаимосвязью.
Запад основывался на рационалистическом богословии Фомы Аквинского, Восток продолжал линию мистического богословия, апофатики и монашеского умного делания, ярчайшим образом воплотившихся в текстах великого афонского исихаста святого Григория Паламы.
Палама против Фомы Аквинского - вот богословская формула, отражающая суть геополитического дуализма христианского Востока и христианского Запада. Мистическое созерцание фаворского света, симфония властей и литургическая глоссолалия поместных церквей (Православие) против рационалистической теологии, папского диктата в мирских делах европейских королей и доминации латыни как единственного священного литургического языка (католицизм).
Налицо геополитическое противостояние двух миров, имеющих разнонаправленную культурную ориентацию, психологическую доминанту и различное, специфическое политическое устройство.
Такова самая общая схема основ православной геополитики.
Очевидно, что в подобной ситуации главной задачей Византии и Православной Церкви было сохранить свою структуру, защитить пределы своего политического и духовного влияния, отстоять свою самостоятельность.
Причем Православие в такой ситуации имело двух основных геополитических противников:
1) нехристианский мир, чье давление проявлялось как в набегах варваров на окраины империи, так и в массивном давлении исламизированных турков;
2) христианский мир Запада, рассматривавшийся не просто как земли "латинской ереси", но и как мир апостасии, отступничества, как страна людей, познавших истину и спасение, но отказавшихся от них, предавших их.
В такой изначальной и полной картине геополитического места Православия очень легко разглядеть все те геополитические проблемы, которые будут волновать Восточную Церковь и православные государства на протяжении долгих веков уже после распада Византии.
Византийские императоры в определенный момент столкнулись с двойной угрозой "турецкий тюрбан или латинская митра".
Учитывая особенность теологического отношения к Западу и Риму, легко понять тех православных, кто делал выбор в пользу "турецкого тюрбана" в тех случаях, когда третьего было не дано.
Кстати, многие православные восприняли падение Константинополя как Божью кару за геополитический шаг Византии, попытавшейся сблизиться с Римом за счет принятия "филиокве" в т.н. "Флорентийской унии" (хотя по возвращении послов в Константинополь это признание было денонсировано).
После падения Константинополя вся геополитическая картина резко изменилась.
Несмотря на то, что константинопольский Патриарх оставался главой Православной Церкви, стройность всей структуры нарушилась. Напомним, что одним из краеугольных камней Православия было учение о сотериологической функции Империи, а так как Православной Империи (и, соответственно, православного Императора, Василевса) больше не существовало, то Церковь вынуждена была вступить в новый, особый и достаточно парадоксальный, период своего существования.
С этого момента весь православный мир делится на две части, имеющие глубокие различия не только с геополитической, но и с богословской точки зрения.
Первый сектор поствизантийского православного мира представляют собой те Церкви, которые оказались в зоне политического контроля неправославных государств, особенно в османской империи.
Эти Церкви административно входили вплоть до распада этой империи в т.н. православный "миллет", который включал православных греков, сербов, румын, албанцев, болгар и арабов.
Верховной фигурой среди этих православных считался Патриарх Константинопольский, хотя наряду с ним существовали Патриарх Александрийский (архипастырь православных греков и арабов, проживающих в Египте) и Патриарх Антиохийский (глава православных арабов на территории современных Сирии, Ирака, Ливана).
Особым статусом обладал небольшой Иерусалимский Патриархат, а также автокефальные Церкви Кипра и горы Синай.
Константинопольский Патриархат считался духовно главенствующим во всем православном мире, хотя здесь не существует такой прямой иерархии, как в католичестве, и автокефальные церкви имели значительную долю самостоятельности (2).
Константинопольский Патриархат расположен в квартале Фанар, и от этого слова происходит собирательное название греческого клира, подчиненного этому Патриархату "фанариоты".
Заметим, что начиная с 1453 года этот сектор православного мира пребывает в двусмысленном положении и на геополитическом и на богословском уровнях, так как отсутствие православной государственности прямо влияет на эсхатологическое видение православными политической истории и означает пребывание Церкви в мире как в "море апостасии", где мистическому приходу "сына погибели" уже ничто не мешает.
Неизбежный отказ от православной симфонии властей превращает греческую Православную Церковь (и другие, связанные с ней политической судьбой, церкви) в нечто иное, нежели то, чем она являлась изначально. Это значит, что ее богословские и геополитические ориентации меняются. Меняется и ее сакральная природа.
Ясное понимание взаимосвязи между богословием и политикой в полноценной православной доктрине заставило Россию встать на тот путь, которому она следует с XV века, и который теснейшим образом связан с теорией "Москвы Третьего Рима".
Россия и Русская Православная Церковь это второй сектор поствизантийско го восточного христианства, имеющий совершенно иную геополитическую и даже духовную природу.
Установление на Руси Патриаршества и провозглашение Москвы "Третьим Римом" имеет прямое отношение к мистической судьбе Православия как такового.
Русь после падения Константинополя остается единственным геополитическим "большим пространством", где существовала и православная политика и православная Церковь.
Русь становится преемницей Византии и по богословским мотивам и на геополитическом уровне. Только здесь сохранились все три основных параметра, которые делали Православие тем, чем оно являлось, в отличие и от латинского Запада и от политического господства нехристианских режимов.
Следовательно, вместе с мистическим статусом "преграды для прихода сына погибели" Москва наследовала и всю полноту геополитической проблематики Константинополя.
Так же, как и Византия, Русь столкнулась с двумя враждебными геополитическими реалиями с той же "латинской митрой" и тем же "турецким тюрбаном".
Но в данном случае вся полнота исторической ответственности падала на русских царей, русскую церковь и русский народ. Тот факт, что эта ответственность была передана Москве после падения Константинополя, наделял всю ситуацию особым эсхатологическим драматизмом, отразившимся не только на психологии русских в последние пять веков, но и на специфике геополитической ориентации русского государства и русской Церкви.
Параллельно этому сформировалась концепция русского народа как "народа-богоносца".
Поствизантийское Православие
Но одновременно появилась и новая проблема: отношения с православным миром за пределом Руси и статус Константинопольского Патриарха применительно к Патриарху Московскому.
Дело в том, что нерусские православные оказались перед дилеммой: либо признать Русь "ковчегом спасения", новой "Святой землей", "катехоном" и, соответственно, подчиниться духовному авторитету Москвы, либо, напротив, отрицать возможность существования "православного царства" как такового и отнестись к Москве как к нелегитимной узурпации византийской эсхатологической функции.
Соответственно этому выбору должна была строить свои отношения с остальными церквями и Москва.
Можно сказать, что, фактически, с этого момента православный мир разделился на две части, различающиеся и геополитически и теологически.
Известно, что в Константинопольской сфере влияния победила антимосковская линия, а значит, клир фанариотов адаптировал православную доктрину к тем условиям, когда о политической проекции не могло быть и речи.
Иными словами, греческое Православие изменило свою природу, превратившись из интегрального духовно-политического учения, в исключительно религиозную доктрину индивидуального спасения.
И отныне соперничество Константинополя с Москвой являлось, по сути, противостоянием двух версий Православия - полноценного, в случае Москвы, и редуцированного, в случае Константинополя.
Более того, изменения качества греческого Православия сблизило его, в некотором смысле, с линией Рима, так как один из трех основных пунктов догматических противоречий (вопрос о "катехоне") отпал сам собой.
Духовное сближение фанариотов с Ватиканом сопровождалось их политическим сближением с турецкой администрацией, в которой многие православные греки традиционно занимали высокие посты.
Такое раздвоенное существование, сопряженное с соперничеством с Русской Церковью за влияние над православным миром, фактически, лишило греческое Православие самостоятельной геополитической миссии, сделало его лишь одним из второстепенных геополитических факторов в более общем неправославном контексте политических интриг Османских властей и папских легатов.
Как бы то ни было, с XV века термин "геополитика Православия" стал почти тождественным термину "геополитика России".
Вместе с тем, неверно было бы рассматривать весь нерусский православный мир как подконтрольный политике фанариотов.
В различных его частях существовали и противоположные настроения, признававшие за Православной Русью богословское и эсхатологическое первенство.
Особенно это касалось сербов, албанцев, румын и болгар, у которых русофильские и фанариотские геополитические тенденции традиционно конкурировали.
Со всей силой это проявилось в XIX веке, когда православные народы, входившие в состав Османской империи, предприняли отчаянные попытки восстановить свою национальную и политическую независимость.
Петербургский период
Но между падением Константинополя и началом борьбы за независимость православных балканских народов произошло событие, которое имеет огромное значение для Православия в самом широком смысле.
Речь идет о русском расколе и следующих непосредственно за ним реформах Петра Первого.
В этот момент на Руси произошло качественное изменение статуса Православия, и отныне догматические основы Восточной Церкви, сохранявшиеся около 200 лет незыблемыми, пошатнулись.
Дело в том, что перенос столицы из Москвы в Санкт-Петербург и упразднение Патриаршества вместе с учреждением Синода означали то, что Россия перестала быть догматически легитимной Православной Империей в богословском и эсхатологическом смысле.
Фактически, был осуществлен переход от собственно православной геополитической модели к некоему подобию протестантского государства.
Отныне Русское Православие также превратилось в некую двусмысленную реальность, лишь частично совпадающую на геополитическом уровне с Российским Государством.
Но хотя догматическая подоплека была откровенно поколеблена, общая логика российской геополитики продолжала изначальную линию, хотя и на ином уровне, так как светские и чисто политические интересы стали однозначно главенствовать над религиозно-эсхатологической проблематикой.
Параллельно, и на самом Западе традиционная католическая модель тоже уступила место укреплению чисто национально-политических образований, государств-наций, так что и там теологическая проблематика стерлась и отошла на второй план перед лицом более практических, меркантильных и узко политических интересов.
Однако, геополитический расклад, предопределенный догматиче ски в схизме церквей, остался суммарно прежним, если не считать появления протестантских стран.
Протестантизм геополитически делится строго на два сектора - прусское лютеранство и англо-швейцаро-голландский кальвинизм.
При внешней схожести и синхронности обоих всплесков протеста против Рима лютеранство и кальвинизм имеют почти полярно противоположное значение.
Лютеранский лагерь, сконцентрировавшийся в прусском государстве, был основан и догматически и мистически на критике Ватикана с точки зрения радикализации предпосылок "Нового Завета", и в общих чертах это воспроизводило традиционные для Православия претензии к католицизму.
Лютеранская Пруссия и географически располагалась между православной Россией и католической Западной Европой.
Кальвинизм же, ставший государственной религией Англии (а позже в огромной мере повлиявший на политическое устройство США), основывался, напротив, на подчеркнуто ветхозаветном подходе и критике Рима с этих позиций.
Не случайно, что и географически кальвинизм и вытекающие из него секты тяготели к крайнему Западу и в Европе, и по ту сторону Атлантики.
Послепетровская Россия Романовых была ближе к прусской модели, т.е. отходя от собственно православной догматики, она останавливалась на полпути к католицизму, который, к тому же, постепенно сдавал позиции государствам-нациям.
При этом основное геополитическое напряжение концентрировалось между Россией, с одной стороны, и Австрийской Империей и Британской Империей, с другой.
На религиозном уровне это было противостоянием Православия католицизму (Австрия) и кальвинизму (Англия).
Абсолютистская, а потом и революционная Франция играла во всем этом особую роль, стремясь распространить республиканские идеи и Просвещение.
При этом важно отметить, что, если у России были с Австрией некоторые общие геополитические интересы (в частности, противостояние Турции), то стратегия Англии была практически во всем противоположна стратегии России вплоть до поддержки англичанами османской империи.
Как бы то ни было, даже послепетровская Россия наследовала основные черты византийской геополитики, хотя догматическая полнота концепции "Третьего Рима" была нарушена.
Отныне можно было говорить только об инерциальном продолжении того, что некогда было полноценным и теологически обоснованным путем "народа-богоносца" в истории. Параллельно этой трансформации материальные и узко политические интересы начинали играть во внешней политике все большую роль, и сами религиозные факторы зачастую использовались как предлог для того или иного политического хода, ориентированного исключительно на благо государства в его светском аспекте.
Национальное освобождение православных народов
В XIX веке многие православные народы - греки, сербы, болгары, албанцы, румыны и т.д. - начали активно освобождаться от политического контроля турков. Религиозный фактор играл в этом значительную роль, превращаясь в один из основных мотивов национально-освободительной борьбы.
Появление новых православных государств и разрушение империи оттоманов было следствием нескольких геополитических и идеологических факторов:
1) Деградация политической власти турков позволила развиться национальному чувству греков и других балканских народов, чему, в свою очередь, способство вало распространение идей Просвещения; в этом важную роль играла Франция, колыбель "модернистических веяний".
2) Россия как геополитический противник Турции активно использовала ситуацию, чтобы подточить своего врага изнутри; русские агенты в Греции и на Балканах сосредоточили свои усилия на поддержке требований православных, что сопровождалось и внешним геополитическим давлением России.
3) Начался своеобразный религиозный ренессанс православных народов, и идея борьбы за политическую и национальную независимость сопровождалась мессианскими предчувствиями эсхатологического характера.
В этот период сформировались политико-идеологические концепции Великой Греции (или Великой Идеи, Megale idea), Великой Болгарии, Великой Сербии ("начертанье"), Великой Румынии и т.д.
Великая Греция (Megale Idea)
Сторонники Великой Греции стремились к полному отвоевыванию греческих территорий у турков и воссозданию "Новой Византии", восстановлению царской власти и возврату Константинопольского Патриарха к его главенствующей роли во всем православном мире.
Вследствие ожесточенной борьбы и национального восстания греки смогли отвоевать себе в 1830 небольшое независимое государство вокруг Пелопонеса и Мореи, которое после Балканских войн в 1913 года фактически удвоило свою территорию.
При этом осуществление "Великой идеи" столкнулось с геополитическими интересами других православных народов, так как греки требовали присоединения Македонии, Фракии и иных территорий, на которые претендовали также болгары и сербы.
Кульминацией этого плана было освобождение Константинополя (Стамбула) от турков.
Но весь проект окончился катастрофой после поражения Греции в войне с Турцией Ататюрка, который разбил греков и заставил греческое население Анатолии массовым образом переселиться на греческие земли.
Очень важно отметить, что национально-освободительная борьба греков никак не приветствовалась и не вдохновлялась фанариотским духовенством и Константинопольским Патриархатом, которые были политически солидарны скорее с османской империей, чем с российской геополитикой или балканскими народами, стремящимися к свободе.
Более того, распад турецкой империи был катастрофой для духовного верховенства фанариотов в православном мире за пределами России.
Поэтому греческий национализм и "Великая Идея", хотя и имевшие отчетливо православный характер, изначально продвигались некоторыми особыми тайными организациями масонского типа, в которых важнейшую роль играли русские агенты влияния и вместе с тем сторонники французского Просвещения.
Иными словами, православная идея в Греции в критический период ее освобождения от турецкого господства была достоянием некоей параллельной религиозной структуры, связанной с греческой диаспорой в России и в других Средиземноморских регионах.
Любопытно также, что греческая аристократия, генетически и политически связанная с фанариотами, уже после завоевания независимости, ориентировалась больше на Австрию и Германию, тогда как греческая буржуазия, в среде которой и созрела "Великая Идея", была яростной сторонницей союза с Россией.
В этом снова отчетливо различима некоторая солидарность официального греческого поствизантийского Православия с линией Ватикана.
Идея Великой Сербии - "Начертанье"
Идея Великой Сербии, основанная на историческом прецеденте огромного балканского государства, созданного в XIV веке сербской династией Неманичей, снова возродилась в ходе сербской освободительной борьбы.
Вначале восставшие сербы освободили от оттоманского господства небольшую территорию, Шумадийя, а после этого начали борьбу за создание на Балканах независи мого славянского государства, с доминацией сербов и православной династии.
Начиная с 1815 года сербы добились некоторой независимости, которая, однако, несла с собой две различные геополитические ориентации, воплотившиеся в двух сербских династиях Обреновичей и Карагеоргиевичей.
Обреновичи, хотя и были православными, ориентировались на близкую Австрию, и не последнюю роль в этом вопросе сыграла активность некоторых политико-интеллектуальных кругов из Воеводины, территории, ближе всего лежащей к Австрии.
Карагеоргиевичи, напротив, тяготели исключительно к России.
В 1903 году не без участия русских спецслужб династия Обреновичей была свергнута, и Сербия обратилась к прорусской линии.
К 1920 году при Карагеоргиевичах была создана Югославия, огромное балканское государство, объединившее под сербским началом многие балканские народы, в том числе католических хорватов и словенцев, православных македонцев, мусульман Боснии и албанцев. Кроме того на севере Югославии под сербский контроль попали католики-венгры.
Однако эта геополитическая конструкция оказалась неустойчивой, так как неправославные народы Югославии (не без помощи австрийских и турецких агентов влияния) стали противиться этнической доминации сербов и религиозному примату Православия.
Особенного накала это противостояние достигло во время Второй мировой войны, когда прогерманские Хорватия и Босния фактически осуществляли геноцид православных сербов.
Великая Румыния
Проект Великой Румынии появился также в православной среде, причем речь шла не только о полном освобождении от турецкого контроля (хотя и Молдавия и Валахия никогда не входили официально в состав оттоманской империи), но и о противодействии политике фанариотов, стремившихся подчинить своему влиянию румынский клир.
В этом течении антитурецкие и антифанариотские настроения поддерживала Россия, что облегчалось принадлежностью к русским территориям Бессарабии, населенной румынами.
Вместе с тем в Румынии начиная с XVIII века активизировались униатские тенденции.
Униатство это идея подчинения Православной Церкви Ватикану при сохранении православной обрядности, но, на самом деле, в таком подходе выигрыва ет геополитически исключительно Ватикан, а Православие однозначно проигрывает.
Не случайно поэтому, что униатство рассматривалось православными как тактический ход католицизма, стремящегося расширить свое миссионерское, политическое и духовное влияние на Восток за счет православных народов.
И в самой Румынии униатство, распространенное особенно в Трансильвании, изначально сопровождалось культурными тенденциями латинизации, прославления романской сущности Румынии, латинских корней языка и т.д.
Униатство в Румынии опиралось на католическую Австрию, а Православие поддерживалось, естественно, Россией.
Показательно, что греческие православные, фанариоты, проводили в Румынии, фактически, протурецкую политику, противоречащую как австро-католическим, так и русско-православным геополитическим интересам.
Идея Великой Румынии имела однозначно православный подтекст, и под этим знаменем румыны боролись за национальную независимость.
При этом важно, что румынский национализм имеет откровенно антигреческий характер, а в конфессиональной сфере униатство, сопряженное с ориентацией на латинскую культуру, тяготеет к Риму и Западной Европе, тогда как румынское Православие следует промосковской линии.
Интересно, что после советизации Румынии в 1948 году формально атеистический коммунистический режим занял однозначно позицию румынского Православия, подчинив ему униатские конфессии и подвергнув католические меньшинства определенным репрессиям.
Великая Болгария
Начало движения православного и одновременно национального возрождения болгар можно датировать 1870 годом, когда под давлением и при поддержке России был создан болгарский экзархат, ставивший своей целью объединить православных, живущих на Балканах, в геополитический блок, политически враждебный османской империи и духовно противостоящий Константинопольскому Патриархату и доминации фанариотов.
Параллельно обретению геополитической самостоятельности Болгария разработала националистический проект "Болгарии трех морей", что предполагало присоединение Македонии, Фракии и Константинополя.
Традиционно будучи русофильским, болгарское Православие в некоторые моменты истории отклонялось от этой линии ради достижения узко национальных целей, и так же, как униаты Румынии, династия Обреновичей в Сербии, греческая аристократия и некоторые другие восточно-европейские силы, вставало на сторону Средней Европы, выступая союзником Австро-Венгрии против России.
Интересно, что по мере возникновения новых православных государств на Балканах их геополитическая ориентация постоянно колебалась между Россией и Австрией, т.е. между Русским Православием и Римским католичеством.
Причем формальным поводом такого устойчивого дуализма были некоторые спорные, территории и в первую очередь Македония. Из-за Македонии постоянно возникали трения между Грецией, Болгарией и Сербией, и поддержка Россией той или иной стороны в этом конфликте автоматически бросала противоположную сторону в объятия Австрии.
Православная Албания
По расселению албанцев проходила традиционная граница между византийским и католическим миром.
В этом народе существует 4 конфессии: албанцы-сунниты (отуреченные албанцы), албанцы-бекташи (члены суфийской организации, имеющей, как в некоторых исключительных случаях, родовой, а не только инициатический характер), албанцы-католики и албанцы-православные.
Несмотря на то, что православные албанцы составляют меньшинство, именно эта группа стояла в центре национально-освободительной борьбы, и независимое государство Албания возникло благодаря православному епископу Фан Ноли, который и стал первым албанским правителем в 1918 году.
Фан Ноли был однозначным сторонником России, и Русское Православие активно поддерживало его во всех начинаниях. Православные албанцы объединили под своим контролем всю нацию независимо от конфессии, но их главными противниками и соперниками были даже не столько католики, сколько греческий православный клир, традиционно укорененный в Албании!
И снова на примере Албании мы сталкиваемся с геополитическим дуализмом в поствизантийском православном мире, где противостоят геополитические интересы Греческой и Русской Церквей.
Фан Ноли сохранил свою прорусскую ориентацию и после Октябрьской революции, за что и был свергнут Ахмедом Зогом, будущим королем Албании.
Во время оккупации Албании фашистской Италией албанских православных преследовали прокатолические власти, но после "советизации" снова Православная Церковь получила государственную поддержку, теперь уже от коммунистических властей.
Лишь в 1967 в ходе "культурной революции" и маоистского уклона советская Албания объявила себя "первым исключительно атеистическим государством в мире" и начала прямые преследования верующих любых конфессий.
Геополитические лобби в православных странах
Общий обзор геополитических тенденций балканских православных стран выявляет важнейшую закономерность: в каждом таком государстве существуют, как минимум, два геополитических лобби, характер которых сопряжен с некоторыми религиозными особенностями.
Во-первых, повсюду наличествует пророссийское лобби, ориентирующееся на геополитику Русской Православной Церкви, которая, в свою очередь, наследует (хотя и с оговорками) линию "Москва - Третий Рим".
Это лобби ориентировано против Рима и любого сближения с ним (а значит, против Австрии, Венгрии и католической Германии, т.е. против католического сектора Средней Европы), но одновременно, стоит на антитурецких и анти-"фанариотских" позициях, противопоставляя себя в той или иной степени Константинопольскому Патриархату.
В некоторых случаях (как, например, в самой Греции) это лобби включает в себя не только православные круги, но и некоторые секретные общества масонского типа.
Во-вторых, в этих же странах существует и противоположное лобби, которое, будучи или не будучи православным, сочувственно относится к сближению с Римом, к ориентации на Среднюю Европу, Австрию, в пределе на униатство или даже католичество.
В-третьих, везде остаются следы турецкого влияния, которое поддерживалось в этом регионе Англией, а это означает, что англосаксонская геополитика в данном случае имеет южную ориентацию и опирается на фанариотские тенденции и в современном Православии в балканских странах, традиционно связанные с османской администрацией.
Распад Югославии дает нам пример геополитического расклада на Балканах.
Русофильская линия воплощена в позиции Белграда и боснийских сербов. Хорватия и Словения ориентируются на Среднюю Европу, а англосаксы (США и Англия) активно поддерживают боснийских мусульман, наследников турков.
При этом снова встает вопрос Македонии, о которой опять возникают споры между Сербией, Грецией и Болгарией.
С новой силой дает о себе знать и албанская проблема в частности, в Косове.
Приднестровская трагедия и антироссийские настроения в нынешней Румынии и Молдавии снова заставляют обратить особое внимание на униатское и прокатолическое лобби, которое только и может быть носителем антимосковских настроений и латинских тенденций в этих областях.
Русская Православная Церковь и Советы
Соотношение между Православием и советским режимом - вопрос крайне трудный.
С одной стороны, существует точка зрения, что советский период, несмотря ни на что, унаследовал от дореволюционной России геополитическую линию, строго совпадающую в самых важных аспектах с геополитикой Русской Церкви.
Можно условно определить это как "сергианство" по имени Патриарха Московского Сергия, сформулировавшего знаменитый тезис, ставший отправным пунктом внутрицерковных споров, не утихших и в наши дни: "Ваши успехи наши успехи" (в обращении к атеистическому антихристианскому режиму И.Сталина).
Эта "сергианская" формула далеко не так парадоксальна и чудовищна, как хотят ее представить православные консерваторы.
Дело в том, что большевистская Революция повлекла за собой такие перемены в церковной жизни России, которые поражают своим символизмом.
Синхронно было восстановлено Патриаршество, столица перенесена в Москву (символичное возвращение к идее "Москва Третий Рим"), чудесное обретение иконы "Державная" в Коломенском, московской резиденции русских царей, знаменовало возврат к мистической, сотериологической и эсхатологической функции царской власти, восстанавли ваемой в ее сверхъестественном измерении после двухсотлетнего Санкт-Петербургского периода.
Вместе с этим большевики наследовали всю русскую геополитику, укрепили государство и расширили его границы.
Параллельно шло и духовное обновление Церкви, через гонения и страдания восстановившей забытую огненность религиозного чувства, практику исповедничества, подвиг мученичества за Христа.
Вторая точка зрения рассматривает Советскую Россию как полную антитезу России Православной, а "сергианство" считает конформизмом с антихристом и отступничеством.
Такой подход исключает возможность рассмотрения советского периода как продолжения геополитики Православия.
Носителем такой идеологии в ее самой отчетливой форме является Русская Православная Церковь за Рубежом и сектантская Истинная Православная Церковь, чьи позиции вытекают из эсхатологического отождествления большевизма с приходом антихриста.
Любопытно, что такой подход отказывает Православию в политическом измерении и типологически совпадает с позицией "фанариотов", отрицающих необходимость соотнесенности Православной Церкви с политикой, что является основой полноценной православной доктрины.
Одновременно, такой подход сочетается с симпатиями к "белому" движению, которое геополитически основывалось на поддержке Антанты, западноевропейских и, особенно, англосаксонских стран.
И не случайно центр Русской Православной Церкви за Рубежом находится в США.
Геополитически такой "православный" антисоветизм и "антисергианство" совпадают с традиционной для Запада атлантистской линией, направленной против России (советской, царской, патриархальной, модернистской, демократической и т.д.) независимо от ее идеологической системы.
Резюме
После падения Византийской Империи геополитика Православия лишена однозначной богословской и эсхатологической функции, которую она имела в эпоху "тысячелетнего царства" с V по XV века.
Двести лет "Москвы Третьего Рима" примыкают к этому "святому" периоду, который для православного сознания тождестве нен периоду полноценной Традиции.
После раскола и петровских реформ начинается более двусмысленный период, на всем протяжении которого Россия все же следует, в самых общих чертах, прежней геополитической линии, утрачивая при этом доктринальную строгость.
Весь поствизантийский период характеризуется дуализмом в рамках самого Православия, где Русское Православие, напрямую связанное с геополитикой Русского Государства, противостоит греческо-фанариотской линии Константинопольского Патриархата, который воплощает в себе тип Православия, строго отделенного от политической реализации и выполняющего инструментальные функции в общей структуре османской системы.
Сама же Россия перенимает византийскую традицию конфронтации с "латинской митрой и турецким тюрбаном" и вынуждена в одиночку защищать интересы Православия на геополитическом и государственном уровнях.
Эта линия заставляет участвовать Россию в балканской политике, где она сталкивается с целым рядом геополитически враждебных тенденций, включая постоянное "фанариотское" антироссийское влияние.
И наконец, в советский период геополитика, как это ни парадоксально, продолжает общую планетарную стратегию Русской Государственности, расширяя сферы влияния России за счет традиционно враждебных Правосла вию стран и народов.
Конечно, здесь не может идти речи о догматической преемственности Советов по отношению к Русской Православной Церкви, но при этом не следует забывать, что догматическая очевидность безнадежно утрачена уже при Петре, а поколеблена в период раскола.
И если встать на точку зрения "сергианства", можно рассмотреть геополитические успехи советской сверхдержавы, покорившей полмира, традиционно враждебного русским православным христианам и нашему государству, как успехи Русской Церкви и Православной геополитики.
Этот последний тезис является, вне всяких сомнений, весьма спорным, но таким же спорным является, строго говоря, отождествление романовской послепетровской России с истинно православным государством. Хотя и в первом и во втором случае налицо явная геополитическая преемственность.
В наше время, когда нет ни царской, ни советской России, а есть издыхающая и искалеченная, разворованная и проданная Западу, нашему извечному врагу, страна, мы в состоянии осмыслить всю геополитическую историю Православия беспристрастно и объективно и выявить ее константы, которые следовало бы начертать на скрижалях новой государственности власти, желающей называться "русской".
_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.
|
|
Prisijungti
Registruotis
DUK
Ieškoti
Dalyvių sąrašas
